Наше сердце. Ги де Мопассан
рисовал ей лестный портрет женщины независимой, умной, незаурядной и обаятельной, которая окружила себя талантами и вместе с тем осталась безукоризненно светской.
Она отклоняла его комплименты с улыбкой, потому что, в сущности, была польщена; она отнекивалась, но от души забавлялась всеми подробностями, которые он сообщал, и шутя требовала все новых и новых, искусно выпытывая их с какою-то чувственной жадностью к лести.
Он думал, глядя на нее: «В сущности, это просто дитя, как и все женщины». И он закончил красивой фразой, воздав хвалу ее подлинной любви к искусству, столь редкой у женщин.
Тогда она неожиданно приняла насмешливый тон в духе той французской лукавой веселости, которая, по-видимому, является самой сущностью нашей нации.
Мариоль ее перехвалил. Она дала ему понять, что она не дурочка.
– Право же, – сказала она, – признаюсь вам, я и сама не знаю, что я люблю: искусство или художников.
Он возразил:
– Как можно любить художников, не любя самого искусства?
– Они иной раз интереснее светских людей.
– Да, но зато и недостатки их сказываются резче.
– Это правда.
– Значит, музыку вы не любите?
Она вдруг опять стала серьезной.
– О нет! Музыку я обожаю. Я, кажется, люблю ее больше всего на свете. Тем не менее Масиваль убежден, что я в ней ровно ничего не понимаю.
– Он вам так сказал?
– Нет, он так думает.
– А откуда вы это знаете?
– О, мы, женщины, если чего-нибудь и не знаем, то почти всегда догадываемся!
– Итак, Масиваль считает, что вы ничего не понимаете в музыке?
– Я в этом уверена. Я чувствую это хотя бы по тому, как он мне ее объясняет, как подчеркивает оттенки, а сам в то же время, вероятно, думает: «Все равно бесполезно; я это делаю только потому, что вы очень милы».
– А ведь он мне говорил, что во всем Париже не бывает таких прекрасных музыкальных вечеров, как у вас.
– Да, благодаря ему.
– А литературу вы не любите?
– Очень люблю и даже осмеливаюсь думать, что хорошо в ней разбираюсь, вопреки мнению Ламарта.
– Который тоже считает, что вы в ней ничего не понимаете?
– Разумеется.
– И который тоже не говорил вам об этом?
– Простите, он-то говорил. Он полагает, что некоторые женщины могут тонко и верно понимать выраженные чувства, жизненность действующих лиц, психологию вообще, но что им совершенно не дано ценить самое главное в его мастерстве: искусство. Когда он произносит слово «искусство», не остается ничего другого, как гнать его вон из дома.
Мариоль спросил улыбаясь:
– А вы какого мнения?
Она немного подумала, потом пристально посмотрела на него, чтобы убедиться, что он действительно расположен ее выслушать и понять.
– У меня на этот счет особое мнение. Я думаю, что чувство… чувство – вы меня понимаете? – может раскрыть ум женщины для восприятия всего, что хотите,