Долина каменных трав. Владимир Прягин
на беседку – тех двоих уже след простыл.
– Подслушивал? – спрашивает отец.
Я только плечами пожал. А что тут сказать? Что я грибы под кустиком собирал?
– Ладно, – говорит он, – пошли посидим, подумаем.
Сели за стол, отец мне отдал свою кружку с квасом, и я всё выдул до донышка. Сердце кое-как успокоилось, соображать стало легче. Начинаю допытываться:
– Что они от тебя хотели?
– Да ты и сам, наверное, уже понял, Митяй. Пасеку решили прибрать к рукам, причём побыстрее.
– Задёшево?
– Ну, не то чтобы за бесценок, но и золотом не осыплют. Сначала в городе ко мне подошли, в трактир пригласили на разговор. Я в тот раз выслушал, да и послал подальше – правда, со всем почтением. Надеялся, что отстанут. А дома ничего не рассказывал – ни братьям твоим, ни матери.
– А теперь расскажешь?
– Теперь придётся.
– Но пасеку не продашь?
Он хмыкнул и по голове меня потрепал:
– Чего ты, Митяй, о пасеке так волнуешься? Ты ж её вроде терпеть не можешь.
Тут он в точку попал – не люблю я пчёл, нет у меня таланта. И пчёлы меня не любят. А они (особенно те, что делают пьяный мёд) – твари умные и капризные, кого попало близко не подпускают. Вот и получилось, что я в нашем семейном деле – сбоку припёка, пятое колесо. Но сейчас-то речь не об этом!
– Мне, – говорю, – рожи этих твоих гостей не понравились. Гады они, особенно молодой.
– Да? – отец удивился. – А по-моему, главный гад из этих двоих – усатый. Вот уж действительно змеиное племя, ядовитая сволочь. Молодой при нём – просто телохранитель, выполняет свою работу.
Я про себя прикинул – может, рассказать, как этот самый телохранитель меня чуть в камень не превратил своими буркалами? Но решил – пока промолчу. Отец, скорей всего, не поверит – знает ведь, что я люблю присочинить иногда.
Спросил про другое:
– А чего они там про прогресс втирали?
– Это, Митяй, такой изощрённый способ, чтобы мозги дурить. Положим, задумал ты захапать чужое, но не желаешь, чтобы все в тебя пальцем тыкали и прилюдно обзывали разбойником. Тогда ты изобретаешь красивую экономическую теорию и говоришь, что она осчастливит всех до единого. А кто ей противится – мракобес и темнота деревенская. Вот и эти твердят, что малые хозяйства – вчерашний день, а будущее – за крупными трестами, которые смогут жёстче диктовать континенту ценовую политику. Понимаешь, о чём я?
– Да, – отвечаю скромненько, – не дурак.
– Ладно, стрясут они с материка больше денег. Но ведь излишек этот в их кармане осядет, а не в моём! А мне придётся, по сути дела, на них батрачить. Нет, Митяй, это не по мне. Я бы всё оставил как есть.
Как-то угрюмо он это выдал. Я осторожно предлагаю:
– Ну и оставь. Припрутся ещё раз – пошлём их туда же, куда и раньше, а если будут наглеть, полицию позовём. Околоточный у нас мёдом угощается задарма, так пусть от него хоть какая-то будет польза.
– Эх, Митька, – отец только рукой махнул, – если бы всё