Гермес Трисмегист. Вадим Иванович Кучеренко
ко мне?
Ольга. Сначала пусть будут. А там посмотрим.
Родион. (Берет ее руки в свои). Оля, не уходи от ответа. Для меня это очень важно!
Ольга. (С неожиданной нежностью). Милый мой мальчик! Пожалуй, я в самом деле могла бы тебя полюбить…
Родион. Продолжай!
Ольга. (Сухо, словно опомнившись). Отпустите мои руки, Родион! Мне больно! Или я пожалуюсь вашему отцу. И он поставит вас в угол.
Родион. Ты смеешься надо мной, Оля!
Ольга. А что мне, слезы лить? Нет уж, прошли те времена. Когда-то, в один апокалипсический день, лежа на больничной койке, выпотрошенная и опустошенная, я поклялась. О, это была страшная клятва! Отныне и вовеки, сказала я самой себе, я не поверю на слово ни одному мужчине. И я не собираюсь ее нарушать. Даже ради такого славного человечка, как ты.
Родион. Смейся, смейся надо мной! Но знай – однажды все изменится.
Ольга. (Гладит его по щеке). Я буду ждать этого дня, Родион.
Родион. Оля, это правда? Так я могу надеяться?
Ольга. (Дает ему легкую пощечину). Надеяться может даже мышь в мышеловке. Вопрос, на что и как долго. Вот, например, моя надежда увидеть сегодня твоего отца. Она уже почти умерла. И как быть с этим?
Родион. (Радостно). Пойду встану на колени перед предком. Может быть, он сжалится и выпроводит своего дядька.
Ольга. А как я буду благодарна тебе за это!
Родион. Но, чур, ты идешь со мной, Оля!
Ольга. Боишься, отец навешает тебе звездюлей?
Родион. Боюсь оставлять тебя одну. А вдруг ты исчезнешь, как сон наркомана? Может быть, ты даже не женщина.
Ольга. А кто же тогда?! Вот нахал!
Родион. Я хотел сказать – не реальная женщина. Иногда мне кажется, что ты просто мой глюк.
Ольга. (Берет его за руку). Вот моя рука. Она из плоти и крови. Чувствуешь, какая теплая? Держи ее крепче. Может быть, тогда тебе удастся меня удержать.
Родион. (Целуя ее руку). Ты хочешь этого?
Ольга. О, если бы я сама знала, чего я хочу! (Отнимает свою руку и быстро идет по направлению к кабинету Голышкина).
Родион, опережая Ольгу, подходит к закрытой двери кабинета, откуда раздаются голоса. Но не входит, а преграждает Ольге путь и снова начинает целовать женщине руку, которую она не отнимает, прислушиваясь к разговору за закрытой дверью.
Свет освещает кабинет.
Мышевский. Спасибо за кофе, Сталвер Ударпятович.
Голышкин. Может быть, еще чашечку?
Мышевский. Если не возражаете, профессор, я хотел бы перейти к делу.
Голышкин. Извольте. (Жестом показывает на свою книгу). Итак, уважаемый господин Мышевский, если я вас правильно понял, вас влечет потусторонний мир и его тайны?
Мышевский. Я прагматик, профессор. Тайны потустороннего мира? Они начнут меня волновать, когда я переселюсь в этот самый мир. Надеюсь, это произойдет не скоро. Пока что для меня имеют интерес тайны мира живых. Вернее, только одна из них. Но уж за ней я, подобно Орфею, готов даже спуститься в царство мертвых.
Голышкин. И что же это за тайна, господин Мышевский? Она того стоит?
Мышевский. (Скрывая свое лицо в тени).