Трасса Ноль. Ева Север
на Яну и вопрошающе всплеснул руками.
– Спасибо, – повторила она и побрела обратно, зажав под мышкой коробку.
Лопата нашлась в кладовке общежития, у комендантши. Та не стала задавать вопросов: видно, уже была наслышана.
Полчаса спустя, держа на вытянутых руках коробку и неловко зажав под мышкой лопату, Яна поджидала электричку на продуваемом перроне – благо, от общаги до станции недалеко.
Она уже знала, куда повезет Уму.
Все же лето в Питере – дурацкая пора. Вроде июнь по календарю, а погода не шепчет.
Сид недовольно покосился на открытую форточку, сморщил нос и спрятался с головой под одеялом.
Рядом посапывала Дашка. Ощутив под боком тепло женского обнаженного тела, Сид блаженно улыбнулся и прижался к ее спине, закопался лицом в копну каштановых кудряшек.
– М-м, доброе утро, – мурлыкнула Дашка, завозившись под одеялом.
– Доброе, – Сид поцеловал девушку в ухо, чуть прикусив мочку. – Как спалось на новом месте?
Хихикнув, Дашка чмокнула Сида в нос и широко улыбнулась:
– Как дома! Еще бы кофе кто угостил…
– Сделаем! Может, только чуть позже, – довольно хмыкнул Сид.
Приподнявшись на локте, он обнял девушку и настойчиво поцеловал ее в губы.
Полчаса спустя Сид стоял на пустой кухне, гипнотизируя кофейную турку на походной горелке.
Вообще-то, кухней это можно было назвать только с большой натяжкой. Белые стены, бетонный пол, грубо сколоченный стол-верстак да колченогий табурет скорее подошли бы студии-мастерской. В деревянном ящике на столе хранились продукты: банки с макаронами и крупами, мешочки со специями, жестянки с консервами. На подоконнике разместилась нехитрая утварь: закопченный котелок, сковородка, пара чашек и мисок.
Женщины при виде такого быта приходили в ужас или умилялись. Сиду это льстило. «Живу по-походному, как Джек Лондон на Аляске» – так он пояснял.
Бросив взгляд в полутемный коридор, Сид несколько секунд задумчиво разглядывал себя в пыльном зеркале. Голый, с бритым черепом и рыжей щетиной на подбородке, поджарый, как ирландский сеттер, и такой же заводной. Татуировка на ребрах, шрамы на животе и под лопаткой – как вехи прожитых лет.
Обычно Сид себе безусловно нравился. Но этим хмурым утром в зеркале ему померещилось что-то, неприятно цепляющее. Раздражающее, как трещина на любимой чашке.
– Эй, парень, веселей! – привычно подмигнув собственному отражению, Сид отвернулся к окну.
Небо хмурилось, тополя под окном сгибались на ветру. Легкое раздражение и не думало уходить, наоборот, сменилось меланхолией и, кажется, пустило корни, грозя испортить и без того серое утро.
Что-то вертелось в голове и смутно беспокоило, мешало расслабиться. В памяти всплывали обрывки сна. Снилась какая-то гадость: гулкий пустой коридор, скучная комната, чувство безысходности, притаившееся в углу. Потом были еще хмурое северное море, мертвая сосна с побелевшими корнями, торчавшими из песка, и пронзительный ветер. Нет, не вспомнить.
Кофейная пенка зашипела, переливаясь через