Матриум. Приветики, сестрицы!. Алекс Соловьев
мне нужно развить? Или действительно в психоанале дело? А ведь я, по правде говоря, сначала считала, все это лапша.
В общем, остановилась я на мысли, что нет худа без добра, и, пока во мне орудует эта шаманская программка, буду на нее полагаться. Может, и правда, будет от нее какая-нибудь польза.
Около часу я оставалась одна. Сперва посидела в том дурацком кресле, пока мне это не наскучило. Тогда я принялась исследовать свое новое жилье. Не найдя ничего интересного, почистила зубы, сходила в душ, натянула пижаму, которая, как и стены, была розовой, и немного помедитировала.
А потом явилась госпожа Букерош и с ней юная особа невысокого роста с каштановыми волосами и в серебристо-голубом платье до самых пят, и у меня закружилась голова. Незнакомка была чудесна в полном смысле этого слова.
Она улыбнулась мне с самого порога. Вы не поверите, но в присутствие сиятельной госпожи Букерош, которую я вам уже подробно описала, это было сравнимо с яркой вспышкой в сумраке.
Я сразу отметила, что радужки на зубах у незнакомки не было, зато белизна их была просто нереальная. Но больше всего меня поразили ее глаза – какие-то серо-перламутровые – фантастические! Короче говоря, передо мной была настоящая богиня. Верите ли, я сперва даже грешным делом засомневалась, а не голография ли передо мной: слишком уж обычной, земной казалась на фоне незнакомки госпожа Букерош, которая, как вы помните, светлейшая.
– Сестра Брук, это госпожа Клевеланд, профессорица. Она здесь хозяйка, – с улыбкой сказала госпожа Букерош. – Передаю вас прямо ей в руки.
Я мигом соскочила с кровати, отчебучила самый размашистый реверанс, на который была способна, и кротко потупилась. Меня, конечно, одолевало любопытство, и я зыркнула исподлобья.
– Какая очаровашка, – сказала красотка. – Что ж, добро пожаловать, дорогая! Чувствуйте себя как дома.
Как музыкально звучал ее голос! Его тембр смодулировали явно не в заурядном вокс-салоне. Как ласково и мудро светились ее глаза! Я была просто потрясена.
Наверняка, эта красотка-профессорица свое дело знает, решила я, а то, что тут, в этой курортной глуши, может позволить себе быть такой экстра-мими, скорее всего, означает, что ее красота и юность что-нибудь вроде государственной награды. Пришла бы ко мне такая чудо-красотка на сеанс эротинга, я бы к ней и дотронуться не посмела бы.
– Спасибо, наисветлейшая госпожа, – говорю.
Госпожа Букерош кивком велела мне сесть на кровать. Я послушно села и руки на колени сложила. Сама госпожа Букерош, оглядевшись, устроилась в кресле, а госпожа Клевеланд подошла к столу, оперлась изящными пальчиками о столешницу, а потом, ловко вильнув попкой, села прямо на стол, выпрямилась, откинула руками волосы, и ее лицо и шея открылись во всей своей ослепительной красе.
Сколько же этой киске лет? Как-то не очень хотелось верить, что вся ее красотища – дело рук обычной (да пусть хоть даже самой продвинутой!)