Путешествие «Галеота». Александр «Котобус» Горбов
Я же не волшебник.
Войд снова вздохнул, показал под прилавок и поманил коробочку обратно.
– Нет, мои! Не отдам! – сорвался на визг Борхост, – мои! – схватил и прижал коробочку к груди. Потом, устыдившись минутной слабости, поставил её обратно и с укоризной покачал головой.
– Ладно, твоё дело. Хочешь искать Звезду – ищи. Кто я такой, чтобы учить жизни такую дылду? Будет тебе корабль.
Он спрыгнул с высокого стула и начал расхаживать за прилавком, являя для обозрения только лысую макушку, заботливо прикрытую зачесанными с затылка жидкими волосинками.
– Нет, этот тебе не подойдет. Этот мне не отдадут. Этот вообще не годится, – принялся бубнить Борхост, в такт мыслям топая сапожищами.
Ходики на стене показали одиннадцать. Из маленькой дверцы на часах выехала фигурка цверга и отбила по наковаленке положенные удары. Борхост посмотрел на стрелки, подергал себя за бороду и с кряхтением залез обратно на высокий стул.
– Значит так, есть одна посудина…
Заметки на полях – Войд Зимородок
В глубине магазинчика Борхоста стоит пыльное зеркало в бронзовой раме. Если бы Войд протер старое стекло, то увидел бы в темной глубине:
Поджарая фигура в короткой куртке с белой опушкой. Обветренное лицо бродяги. Волосы, цвета пшеничного поля, силятся достать до плеч. Серые глаза постоянно чуть прищурены, будто от ветра. На ладони левой руки зеленая татуировка – звезда с семнадцатью лучами. На запястьях – множество мелких шрамов, как у ловцов за «призрачным» жемчугом, выхватывающих свою добычу из хищных челюстей.
Но он не будет смотреть. Войд, прозванный Зимородком, не любит зеркала.
Глава 2. Паруса и канаты
Держа шляпу в руках, Войд вышел из лавки старого цверга. Пока они торговались, на улице пошел снег. Пушистые хлопья, маленькими светлыми ангелами падали на город. Словно благословляя землю к наступлению зимы, они торжественно опускались на черепичные крыши и камни мостовой, мгновенно тая, словно пролетая сквозь них. Зимородок поднял голову к небу, закрыл глаза и несколько минут стоял, прислушиваясь к ощущениям от невесомых прикосновений к лицу снежинок.
Вдалеке глубоким медным гулом ударил портовый гонг, отбивая наступление следующего часа. Войд стер с лица влагу, надел шляпу и двинулся к центру городка, где в зимнее небо упиралась гигантским грибом причальная башня.
Улицы с неохотой наполнялись звуками, прохожими и сонной жизнью выходного дня. Хлопали распахиваемые ставни, низкий женский голос звал Тома завтракать и обещал ему надрать уши, легким мороком плыл запах горячих блинчиков. Во дворике одного из домов за зеленым штакетником коротышка-цверг, скинув кафтан, самозабвенно выбивал выцветший ковер шваброй в полтора своего роста. С достоинством царедворца по улице шествовал молочник в белом переднике. Раскланиваясь с прохожими, Войд выбрался из жилых кварталов к причальной башне. За ней стадом китов, устроивших лёжку, в беспорядке стояли эллинги верфи.
– Уважаемый, –