Король холопов. Юзеф Игнаций Крашевский
туда, потому что оказалось, что это челядь Неоржи, которая тут расположилась. Один из слуг, часто видевший его, сразу узнал прибывшего.
– Вядух, гм? Что ж это, ты тоже приехал в Вислицу в гости к королю? – начал насмешливо слуга воеводы.
Старик не имел желания ответить на эту колкость, хотя в нем кипело от обиды.
– Как видите, – произнес он, – и мы в гости!
Не желая вдаваться ни в какие дальнейшие разговоры, Вядух выскользнул из комнаты. Вслед за ним вышел и хозяин хаты, представительный крестьянин, пожелавший узнать, что ему надо.
Вядух в первый момент колебался, открыть ли ему цель своего приезда, и вначале ограничивался неопределенными ответами. Наконец, он решил ему сказать, кто он.
– Зачем я буду это скрывать? – произнес он. – Король нам приказал приехать сюда, чтобы и мы услышали то, что будет обнародовано. Тут нас целая кучка и нам негде приютиться. Посоветуйте.
Тут трудно было что-нибудь посоветовать. Болотистая местность, залитая еще теперь весенним разливом реки Ниды, с трудом могла вместить в себя всех, которые сюда съехались. Король приютился в замке в нескольких небольших комнатах, вместе с архиепископом Ярославом Богорьей и с Янгротом краковским. Познанский епископ, Войцех Палука и Мацей Влоцлавский остановились в доме ксендза при костеле. Из воевод лишь двое, более близких к королю, кое-как поместились в замке, остальные в местечке у мещан по два человека в одной комнате; даже городские ворота – Краковские, Буские, Замковые были переполнены людом; приехавшие расположились на улицах и на рынке.
Крестьяне не нашли угла для себя и отправились в Бжезинь. Там они упросили крестьян позволить им переночевать; они решили на следующий день потихоньку пробраться в замок, потому что слышали, что именно в этот день – как раз была четвертая неделя поста – после торжественного богослужения в костеле, где обедню должен был служить сам архиепископ, на дворе королевского замка будут объявлены новые законы. Тем временем они вдоволь могли наслышаться о том, как заранее отзывались об этих законах. Простой люд рассказывал о них разные небылицы, а духовенство не скрывало того, что оно совсем не радуется этому королевскому новшеству.
– Он знает, что он делает, – говорили одни, – он добровольно не ослабит своей власти, он скорее ее отнимет у других, увеличив этим свою собственную. Понемногу он лишит рыцарей их свободы, и у нас будет, как на Руси, где имеют право голоса одни лишь князья, а дворяне лишены его. Тот же порядок он захотел ввести и у себя.
Духовенство, знавшее более подробно об этих новых законах, находило их варварскими и неприменимыми, указывая на то, что можно ввести другие законы чужеземные или римские, более подходящие для страны.
В их словах проглядывало недоброжелательство и недоверие, которое они питали к ксендзу Сухвильку. Однако архиепископ стоял на стороне короля, а он был высшим пастырем.
Но не обошлось и без нареканий на него, о которых шепотом передавали друг другу. Ксендз Сухвильк