Форпост в степи. Александр Владимирович Чиненков
зазря мы сее затеяли, – вздохнул он. – А ведь все по-людски зараз справить хотелось.
– А что теперь с нами будет, господи? – поскуливал на нарах Ковшов. – Кто ж знать-то мог, что бунт это.
– Да будя тебе жилы-то драть, христарадник. – Кирпичников, сжав кулак, оттопыренным большим пальцем указал в землю. – В могиле все равны будем! Что барин, что казак, что полковник столичный!
– Неужто казнят, господи? – продолжал стенать Ковшов.
– Тебя – нет! – зло пошутил Кирпичников. – Казнят завсегда только казаков! А таких, как ты, пустобрехов и вралей, только выпорют камчой примерно и домой без портков отпустят.
К концу дня камера была переполнена до отказа, а грозный надзиратель все приводил и приводил арестантов, которым в камере уже стоять становилось тесно.
Ночь узникам показалась вечностью, а наступающее утро пугало неизвестностью. И все же оно наступило…
Утром председатель Следственной комиссии полковник Неронов проснулся раньше обычного. На полдень был назначен отчет комиссии перед губернатором с последующим оглашением решения комиссии относительно взбунтовавшихся яицких казаков. Неронов тер озабоченно лоб, размышляя, как ему не переборщить с выбором наказания.
Громыхала Русско-турецкая война. Ко всем бедам, с нею связанным, прибавилась еще и смута в собственном доме. Придется затратить немало сил, чтобы бунт не повторился. Слишком мягким быть нельзя: казаки не должны почувствовать допускаемую в отношении них вынужденную слабину и получить по заслугам.
Вдруг полковник вздрогнул и оторвался от своих мыслей – у дверей его комнаты зазвенели шпоры, и на пороге появился Александр Васильевич Барков, адъютант губернатора.
– Господин полковник, – официальным тоном начал офицер, – доброе утро! Меня послал его высокопревосходительство губернатор!
– Что желает Иван Андреевич? – спокойно спросил Неронов.
– Его высокопревосходительство велел передать, что не может присутствовать лично на заслушивании отчета комиссии. Но он дозволяет поступить с казаками так, как велит закон!
– Но присутствие губернатора обязательно, – нахмурился Неронов.
– Его высокопревосходительство так не считает. Он пришлет на площадь своего представителя. Честь имею! – капитан развернулся и ушел.
– Что ж, представитель так представитель, – недоуменно пожал плечами полковник и закончил свою мысль подвернувшейся на язык пословицей: – Кума с возу – кобыле легче.
Ближе к полудню оренбургские зеваки и завсегдатаи всяческих зрелищ стекались со всех городских улиц на площадь у Гостиного двора.
Люди переговаривались между собой, делясь догадками и обмениваясь слухами: кого из яицких казаков сегодня будут сечь или казнить, кого пожалеют и отпустят, или кого забреют в солдаты. Эти праздные люди, собравшиеся у Гостиного двора, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год чувствовали себя как бы участниками тех великих исторических событий, которые происходили в городе по «велению» губернатора.
Полковник