Джордж Оруэлл. Неприступная душа. Вячеслав Недошивин
фильмы, а сам он включен даже в школьные программы Англии и Америки. И, наконец, что он со своими атомными книгами давно стал своеобразным паролем думающих людей, знаменем сопротивления любой власти, даже Дон Кихотом униженного и оскорбленного человечества.
О нем, об Оруэлле, написано сегодня много больше его собственных томов. Дня не проходит, чтобы мировая пресса не использовала бы его мысли, слова, тавровые термины, касающиеся всего и вся – от глобальной политики до компьютерной преступности. «Большой Брат», «полиция мысли», «новояз» – эти слова звучат ныне и громче, и актуальней, нежели в его время. Но и он, и его жизнь, и даже репутация его после смерти – всё и поныне противоречиво и имеет двойной, если не тройной смысл. Он не вмещается ни в одну из одежд даже признанных пророков ХХ века. Ни в белую хламиду Махатмы Ганди, ни в цивильный костюм Жан-Поля Сартра, ни в полувоенный френч Солженицына, ни даже в цветастые жилетки соотечественника – фантаста Герберта Уэллса. «На него, как на “своего”, претендовали… все, – написал А.С.Кустарёв, один из русских исследователей писателя. – Консерваторы-традиционалисты и неоконсерваторы. Правые и левые либералы. Демосоциалисты, еврокоммунисты, анархисты, персоналисты, гуманисты. Даже католики… В советском обществе Оруэлл был святым в диссидентских кругах. В последний момент перед перестройкой в культе Оруэлла попытались принять участие даже… традиционные коммунисты… Это не делает чести претендентам, – заканчивает Кустарёв, – но делает честь самому Оруэллу». Оруэлл и сам сказал как-то, что верным признаком значения писателя может быть то, «сколь много людей из соперничающих лагерей жаждут привлечь его на свою сторону». Да, он был, если можно так сказать, сплошным «анти»: первый роман его стал антиколониальным, первая книга о войне – антимилитаристской, первая сказка – антикоммунистической. Он весь состоял из противоречий, и вся жизнь его – в этом и трудность пишущих о нем – состояла из несопоставимостей. Учился в аристократическом Итоне, но был весьма скромного происхождения; служил полицейским в Бирме, но был до мозга костей интеллигентом; звал очистительную революцию на чопорную Англию, но сам же и разоблачал ее; боролся с капитализмом, но, как выяснилось после смерти его, лично сдавал «капиталу» тех, кто сочувствовал коммунизму. Он предвидел даже нынешнюю «сексуальную революцию»: и гомофилию, и гомофобию, все эти браки лесбиянок и «голубых», педофилию и легализацию инцестов. «Мы отменим оргазм, – говорил главный иезуит его последнего романа О’Брайен. – Наши неврологи работают над этим…»[1] То есть еще в 1940-х предупреждал: «Сексология – это форма вмешательства “маленьких братцев” в интимную жизнь… идеология, разрушающая утопию интимной жизни – сокровенную мечту человечества». Наконец, романы писал о простых и для простых людей (он хотел сделать прозу «прозрачной, как оконное стекло»), а очерки и эссе, коих набралось на двенадцать увесистых томов, – о сложных и высоких темах… «Пессимизм разума,
Здесь и далее все цитаты из романа Дж.Оруэлла «1984» и сказки «Скотный двор» даются в переводе Д.Иванова и В.Недошивина (См.: