Вечный Град (сборник). Татьяна Александрова
если оно не одно и не случайно, всегда оставляет некую печать на лице человека! На тебе ее нет. Поэтому все, что я могу тебе предложить, – это принести жертву прямо сейчас. У нас все есть: вот изображения богов и августа, гению которого ты также можешь поклониться, ладан и вино готовы. Этого будет достаточно.
– Я христианин! – повторил Юстин.
Рустик тяжело вздохнул и некоторое время молчал.
– Так ты отказываешься принести жертву?
– Отказываюсь!
– Я дам тебе время одуматься. Если ты не согласишься принести жертву сейчас, я прикажу бить тебя плетьми. Я не должен был бы этого делать, потому как ты свободный человек, но я хочу отечески вразумить тебя. Если и после этого ты откажешься выполнить положенные требования, я назначу тебе отсрочку в тридцать дней.
– Отсрочки не надо! – твердо ответил Юстин, – За тридцать дней ничего не изменится. Я понимаю, что меня ждет.
– Сомневаюсь! Да, вот еще что скажи: где и для чего вы собираетесь?
– Я живу возле Тимофеевых бань, чуть выше, снимаю там две комнаты в инсуле Мартина, на пятом ярусе. Там же я останавливался и раньше, в первый свой приезд в Город. Никакого другого места для собраний у нас нет.
– Но что вы там собирались, ты не отрицаешь?
– Нет.
– Что вы делали, когда собирались?
– Мы занимались философией, изучали Писание.
– Ты учил их поклоняться Христу и не почитать богов?
– Да.
– И эти люди, которые с тобой, все твои ученики?
– Все.
– Юстин, сын Приска! Последний раз спрашиваю тебя: согласен ли ты раскаяться и принести жертву богам?
– Нет!
– Уведите его и бейте плетьми! Пятьдесят ударов, да покрепче! – обратился Рустик к прислужникам.
Юстина увели.
Рустик начал допрашивать остальных, по порядку. Они были куда менее красноречивы, чем Юстин, но твердость и спокойствие в них были те же, во всех, даже в женщине по имени Харитó.
Когда их допрос близился к концу, вернулись солдаты с Юстином. Пока его вели к месту, предназначенному для осужденных, было видно, что одежда его липнет к окровавленной спине, шел он еле-еле, пошатываясь. С уголков губ стекали струйки крови. Видимо, к назначенным пятидесяти плетям конфекторы добавили кое-что от себя.
Рустик, увидев это, неодобрительно покачал головой.
– Я сказал: пятьдесят плетей! И все! Никаких зуботычин! Кто-то решил выслужиться?
Ответа не последовало.
Потом, обратившись к Юстину, Рустик спросил:
– Ну, хоть теперь-то ты одумался?
– Я по-прежнему… в здравом уме, – ответил тот глухо и хрипло, но отчетливо. – И… повторяю вновь… я… христианин!
Рустик закрыл глаза и, подперев кулаком висок, опираясь на подлокотник своего кресла, некоторое время молчал. Потом выпрямился и заговорил вновь.
– Что ж? Я пытался сделать для тебя что мог. Но ты сам приговорил себя к смерти. Недаром говорят: