Любовник леди Чаттерли. Дэвид Герберт Лоуренс

      – Не ломай голову! С сегодняшним бы днем разобраться! – нетерпеливо бросила Оливия. – Побыстрей бы родильную пробирку изобрели да нас, женщин, избавили.

      – А вдруг в новой цивилизации будут жить настоящие мужчины, умные, здоровые телом и духом, и красивые, под стать мужчинам, женщины? – предположил Томми. – Ведь они как небо от земли будут отличаться от нас! Разве мы мужчины? И что в женщинах женского? Мы лишь примитивные мыслящие устройства, так сказать, механико-интеллектуальные модели. Но ведь придет время и для подлинных мужчин и женщин, которые сменят нас – кучку болванчиков с умственным развитием дошколят. Вот это было бы воистину удивительно – похлеще, чем люди-облака или пробирочные дети.

      – Когда речь заходит о настоящих женщинах, я умолкаю, – прощебетала Оливия.

      – Да, в нас ничто не может привлекать, разве только крепость души, – обронил Уинтерслоу.

      – Верно, крепость привлекает, – пробормотал Джек и допил виски с содовой.

      – Только ли души? А я хочу, чтоб вслед за душой обессмертилось и тело! – потребовал Дьюкс. – Так оно и будет со временем. Когда мы хоть чуточку сдвинем с места нашу рассудочность, откажемся от денег и всякой чепухи. И наступит демократия, но не мелкого своекорыстия, а свободного общения.

      «Хочу, чтоб обессмертилось и тело!.. Наступит демократия свободного общения», – вновь и вновь звучало в ушах Конни. Она не понимала толком смысла, но слова эти успокаивали ее душу – так успокаивает журчание воды.

      Но до чего ж глупый и нескладный разговор! Конни измаялась от скуки, слушая Клиффорда, тетушку Еву, Оливию и Джека, этого Уинтерслоу. Даже Дьюкс надоел. Слова, слова, слова! Бесконечное и бессмысленное сотрясание воздуха.

      Однако, проводив гостей, она не почувствовала облегчения. Размеренно и нудно потянулись часы. Но где-то в животе угнездились досада и тоска, и ничем их не вытравить. Из часов складывались дни, каждый давался ей с необъяснимой тягостью, хотя ничего нового он не приносил. Разве что она все больше и больше худела – это заметила даже экономка и спросила, не больна ли. И Томми Дьюкс уверял, что она нездорова; Конни отнекивалась, говорила, что все в порядке. Только вдруг появился страх перед белыми, как привидения, надгробиями. Мраморной отвратительной белизной они напоминали вставные зубы, – этими жуткими «зубами» утыкано подножье холма у церкви в Тивершолле. Из парка Конни как на ладони была видна эта пугающая картина. Ощерившийся в жуткой гримасе кладбищенский холм вызывал у Конни суеверный страх. Ей казалось, недалек тот день, когда и ее схоронят там, еще один «зуб» вырастет среди надгробий и памятников в этом прокопченном «сердце Англии».