День из чужой жизни. Дарья Кожевникова
вернуться к спокойному и тихому существованию. Наверное, то, что, на совесть выматываясь в спортзале, я стала ощущать при этом, как притупляются мои душевные муки, как будто на них у физически измученного организма уже не оставалось сил. В общем, вслед за вторым днем последовал третий, потом четвертый… Время шло, и постепенно я начала себя чувствовать совсем по-другому. Появилась какая-то легкость, тонус какой-то. В занятиях стали обнаруживаться любимые упражнения, а в очертаниях фигуры – явный прогресс. Пояса юбок вначале просто перестали врезаться мне в живот, а потом пришлось пуговицы перешивать. Правда, тут была заслуга не только тренировок, но и моего одинокого существования: никто больше не требовал от меня вкусного сытного ужина, и я, очень быстро обленившись в этом отношении, вообще перестала его готовить. Ну а если есть дома особо нечего, если не витают по кухне волшебные ароматы, то и аппетит как-то начинает дремать, не терзая желудок наглыми требованиями.
Но я что-то увлеклась своей персоной и отклонилась от темы. За прошедшее время я еще несколько раз брала у Ирки машину и выезжала заниматься нравственным самоистязанием, подглядывая за своим отбившимся от семейного очага супругом. Что меня так тянуло этим заниматься? Ну не знаю я! Тянуло – и все. Почти двадцать пять лет жизни, как и слова из песни, так просто не выкинешь. И главное, все никак не могла я вдоволь насмотреться, а точнее – рассмотреть свою соперницу. Даже попыталась ее как-то раз не слишком удачно сфотографировать. Куда я за это время их только не провожала! До дома, где они теперь жили, до каких-то других домов, куда они, по-видимому, ходили в гости, до ресторана и даже до нотариальной конторы. Что уж они там делали – не знаю. Может, собирались оформить наш развод? Но мы вроде уже подали документы. Более-менее повезло мне лишь однажды, когда я, оставив машину, решилась проводить их пешком. Вечер был довольно темный, и даже не знаю, с чего бы им вдруг захотелось пройтись. Ну а я надеялась, что остановятся они где-нибудь под фонарем. Прошли мы так пару кварталов. Прогулка была, в общем-то, довольно приятной, особенно для тех двоих: дул свежий весенний ветерок, земля уже дышала теплом. Разлучница что-то говорила моему мужу вполголоса. Я не слышала их и не хотела слышать – это их дело, о чем они там говорят, – а только смотрела во все глаза, надеясь на подходящий случай.
И случай действительно произошел, только не такой, какого я ожидала. Прошли мы несколько кварталов, и вдруг моя парочка остановилась на углу большого и довольно мрачного дома. Я тоже остановилась чуть поодаль, естественно, не стараясь становиться предметом всеобщего обозрения. И тут она вдруг ни с того ни с сего бросилась ему на шею. Мне с моего места, на некотором отдалении, было все прекрасно видно: его, раскрывшего ей объятия, ее, почти висящую на нем. Продолжая обнимать моего супруга одной рукой, другой дамочка что-то в это же время вытащила из кармана его пиджака и сунула к себе в карман. У меня челюсть поехала вниз от такого: я никогда себе не позволяла лазить по чужим