Динамическая психиатрия в ракурсах времени. К столетию со дня рождения.. Гюнтер Аммон
при этом, что флиртует с заговаривающими с ним мужчинами. Возвращаясь домой, он онанировал перед зеркалом. Вначале он чувствовал после этого облегчение, затем возникало сильное чувство стыда и отвращения.
В своей профессиональной деятельности у него часто возникало ощущение одновременного функционирования во многих ролях с одновременным сторонним наблюдением за собой.
На одном из сеансов пациент рассказал следующий сон: «Воспоминание о сне очень неотчетливо. Я спасаюсь бегством в пустынную длинную улицу. Преследует меня я сам, переодетый в женскую одежду, с ужасным гримом и искаженным маскообразным лицом. У меня чувство, что случится нечто ужасное, если меня настигнет он (она). 2–3 раза маска оказывается совсем близко, как искаженный крупный план в кино. При этом у меня все время чувство, что это мать. Это звучит как фон всей сцены. Но не как помощь, а как ужас».
Этот сон в особенности отчетливо демонстрирует динамику перверсного расщепления Я. Перверсное Я, вытесняемая и олицетворенная в акте трансвестизма мать, преследует гиперадаптивное псевдонормальное Я, когда обе половины Я встречаются», «происходит нечто ужасное».
Тревожно воспринимаемая амбивалентность этой ситуации определяет также эдипальное взаимодействие пациента. Отец по большей части отсутствовал, мать, от которой пациент, как единственный ребенок, был в особенности зависим, без понимания относилась к играм сына, не давала им простора, постоянно стимулируя его поведение в направлении собственных потребностей.
Пациент чувствовал себя по отношению к этой отчетливо фаллически воспринимавшейся матери бессильным, обездвиженным и кастрированным. Амбивалентная реакция пациента проявлялась в двух рельефных тенденциях его поведения.
Он почти обсессивно старался быть дружелюбным, готовым помочь, терпимым и альтруистичным, как если бы обязан был постоянно поддерживать хорошее настроение у окружающих, усилие, в котором возвращалось подобострастное старание задобрить мать – в школе он всегда был лучшим учеником и общественником.
Наряду с этим была сильная тенденция наказать и разрушать себя самого.
Этот страх стал особенно сильным, когда его жена готовилась родить. Защищаясь от страха покинутости, пациент сильно идентифицировал себя со своей женой. Его интенсивный интерес к уходу за ребенком, появление которого он, с другой стороны, бессознательно воспринимал как экзистенциальную угрозу, обращает наше внимание на описанную Khan (1968, 1972) динамику перверсии, как постоянно повторяющуюся неудачную попытку объединить Я и объект в ситуации «nursing», т. е. взаимной заботы.
Сексуальное переодевание пациента служило также метафорическому изображению своей архаической потребности в эмоциональном обращении. С одной стороны, он мог идентифицировать себя с соблазняющей матерью и в фантазиях возбуждать желание мужчин, встречаемых на улице, с другой – он мог, разочаровывая своих фантазируемых обожателей, для которых оставался