Любовь – во весь голос… П О В Е С Т И. Верона Шумилова
Ведь дети уже спят… А Вася? Спит ли он?»
Сбросив рывком с себя одеяло, Таня поднялась, села, склонив на колени голову: она видит перед собой Олежку в белой с голубыми петушками распашонке, в той самой, в которой он был последний раз, когда она уезжала в больницу; он тянет к ней ручонки и громко смеется, выставив зубки и сузив синие, как васильки, глаза.
Ночь, перечеркнувшая все законы и устои дня, властно витала над уставшими людьми, спавшими и бодрствующими, умиротворяя их своей глубокой тишиной. Но Таню она пугала. К чему-то прислушиваясь, она осторожно опустила с кровати ноги, нашла тапочки, обула их и вышла в коридор: там, в конце его, за столом сидела медсестра и что-то писала.
– Что, не спится? – спросила она, увидев Таню. – Поздно уже. Отдыхать надо.
– Можно с вами посидеть, Полина Викторовна? Тяжко что-то, точно беду чувствую.
– Глупости говоришь. – Полина Викторовна подняла голову и увидела осунувшееся Танино лицо с темными кругами под глазами. Еще раз выразительно глянула на нее и покачала головой: – Небось, за ребятишками скучаешь? Не надо волноваться: твое состояние передается им.
– А от детей передается матери? – измученно спросила Таня, думая о своем.
– А как же? Кровные ведь люди, из одних клеточек, – делилась своими знаниями опытная медицинская сестра. – Я всегда чувствую, если что с моими мальчишками происходит. Как и все мамы. Закон природы.
– Меня сегодня что-то беспокоит. Дайте таблетку. Беду чувствую. Ох, чувствую…
– Какую беду, Танюша? – улыбнулись из-за толстых стекол очков добрые глаза пожилой женщины. – Дело идет к выписке. Да и муж завтра явится с ребятишками. Увидишь их – и все тревоги как рукой снимет.
– Мне надо сейчас домой, – прошелестела одними губами Таня. – Отпустите хоть на часик. Никто не узнает. К рассвету прибегу. Пожалуйста! Послушайте, как сильно бьется мое сердце. Никогда такого не было.
Взглянув на Таню и увидев ее растерянное лицо, Полина Викторовна поспешно открыла шкафчик, достала пузырек и накапала в стакан с водой двадцать капель валерьянки.
– Выпей и успокойся. Не одни ведь дети. Да и спят они. Сама еще дитя, хоть няньку приставляй, – добродушно ворча, подала Тане стакан.
– Да, спя-я-т… – как-то странно протянула Таня. – Должны… Может, Василий что… – и замолчала, пресекая свою мысль, чтобы не излить ее до конца перед чужой, хотя и очень доброй женщиной, годившейся ей в мамы, а то и в бабушки.
– Что, плохой отец? – повернулась к Тане Полина Викторовна. – В отсутствие матери все папаши добреют. А как же? У них появляется ответственность за детей. Мой Петр вырастил троих. Я на ночное дежурство, он – к ребятишкам. Выросли парни. Лучше не надо. А твой?
– Мой?.. – Тане не хотелось ворошить прошлое да и настоящее, глядевшее на нее из граненого стакана хмельными глазами, и ответила, чтобы прекратить неприятный для себя разговор:
– Мой