Изувер (сборник). Анатолий Безуглов
«любым способом». Владимир Георгиевич уже встречал это изречение: оно было выведено на обложке дневника крупными буквами…
Когда Гольст кончил читать дневник, он подумал: «Неужели все это писал молодой человек, только-только вступающий в жизнь? Ни одной светлой, романтической мысли. Ни единой строки, в которой бы проглядывали возвышенность устремлений, восторженность юности». Владимир Георгиевич словно прикоснулся к чему-то холодному – куску льда, железа… И еще.
От автора дневника веяло опасностью.
Ибо человек, вбивший себе в голову подобные идеи, готов на все. Даже на самое страшное…
Забрезжил рассвет. Гольст уже знал, что он обязан делать по долгу своей службы в самые ближайшие часы.
Бориса Ветрова арестовали около полудня, когда он появился в своей квартире. Ему разрешили сложить в кухне охотничьи доспехи (ружье в чехле, патронташ, сумку с кабаньим окороком – он действительно был на охоте), переодеться.
В машине, которая везла его в следственный изолятор, Ветров сначала возмущался, грозил, что будет жаловаться, но постепенно притих.
На допрос Владимир Георгиевич вызвал его лишь на следующий день, с утра дал ему время поразмыслить, все взвесить. Допрос состоялся в следственном изоляторе и велся с применением магнитофона.
Когда привели Ветрова, Гольст удивился: костюм на нем без единой морщинки, рубашка свежая, словно Борис надел ее только что. Сам он тщательно причесан, умыт. Лишь глаза усталые, но спокойные.
Следователь предъявил ему обвинение в убийстве сестры, матери и отца.
Борис невозмутимо произнес:
– Это ошибка. Я никого не убивал.
– Значит, не признаете себя виновным? – спросил Гольст.
– Не признаю.
Владимира Георгиевича поразило его хладнокровие. Никакой растерянности или замешательства.
– Так кто же, по-вашему, убил Ларису?
– А разве она убита? – вопросом на вопрос ответил Ветров.
– Да.
Гольст положил перед Ветровым фотографии, сделанные в погребе быстрицкой дачи, где был обнаружен труп девочки.
Борис посмотрел на них. Лоб его слегка побледнел, рот сжался. Некоторое время он сидел молча. Потом медленно произнес:
– Я так и думал… Это отец…
«Ну и выдержка, – мелькнуло в голове у следователя. – Крепкий орешек. Такого голыми руками не возьмешь».
– Почему вы так думаете? – спросил Гольст.
– Я говорил раньше… Отец мне намекал… Простите, она, – Борис указал на фотографии, – была зарыта прямо под спальней, под тем местом, где стояла кровать отца?
– Примерно.
– Это все из-за его ритуальности, – вздохнул Борис. – Типичный признак. Шизофрения…
– Александр Карпович был совершенно здоровым человеком, – спокойно сказал следователь.
– Уж этого можете мне не говорить, – усмехнулся допрашиваемый. – Я как-никак врач. Могу разобраться, что к чему.
– Ну, положим, вы еще только студент, – заметил следователь без всяких