Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают. Элиф Батуман
новостям для Фрейдина, как вдруг наткнулась на итальянский плакат времен Второй мировой – La mostruosa minaccia a pesare sull'Europa. Чудовищную угрозу большевизма олицетворяла ярко-красная обезьяна, которая с растерянным видом стояла на карте Европы, потрясая серпом и молотом. Беспокоясь, вероятно, о том, что обезьяна вышла недостаточно угрожающей, художник на всякий случай пририсовал у нее за плечом фигуру Смерти в маске.
Одна обезьяна – на карте Европы, другая – на Эмпайр-стейт-билдинг. Я сняла белые перчатки; моя работа здесь завершена.
По крайней мере, я так думала. Сначала мне вернули мой экземпляр с припиской: «Пожалуйста, срочно позвоните по поводу изображения казаков грубыми монстрами». Я попыталась объяснить, что сама нигде не называю казаков «грубыми монстрами», а лишь предполагаю, что такое впечатление могло сложиться у других. Координатор выставок не согласилась. Другие, сказала она, не считали казаков грубыми монстрами: «На самом деле казаки воспринимались достаточно романтично».
Я хотела было процитировать флоберовский «Лексикон прописных истин»: «Казаки. – Едят свечи», но вместо этого просто заметила, что едва ли на выставку реально заглянет какой-нибудь казак.
– Мы так рассуждать не можем. В Калифорнии ничего нельзя знать наверняка.
Пару дней спустя мне стали звонить по поводу «трехмерных объектов».
– Элиф, хорошо, что я вас застала. Не вставить ли нам в вашу витрину по Красной коннице меховую шапку?
Я подумала.
– А что за шапка?
– В том-то все и дело. Боюсь, она не совсем аутентична. Один человек купил ее на московском блошином рынке. Но с виду это вполне русская меховая шапка.
– Спасибо за то, что обращаетесь именно ко мне, – ответила я, – но, думаю, это должен решать профессор Фрейдин.
– Ох, – сказала она. – Профессор Фрейдин не захочет выставлять эту шапку.
– Наверное, нет, – согласилась я.
На следующий день телефон зазвонил снова.
– Ладно, Элиф, а как вы считаете – что, если мы внизу витрины разложим казачий национальный костюм?
– Казачий национальный костюм? – повторила я.
– Ну… окей, проблема в том, что это детский размер. Типа, детский казачий костюм. Ведь это совсем неплохо. В смысле, то, что это детский костюм. Он наверняка подойдет по размеру витрины, а со взрослым так может не выйти.
Чуть не каждый день придумывали что-то новенькое: самовар, Талмуд, трехфутовый резиновый Кинг-Конг. В итоге сошлись на гигантской казачьей шашке, которую, подозреваю, тоже приобрели на московском блошином рынке. Ее поместили в витрину, не имевшую никаких семантических связей с саблями, и поэтому люди на выставке постоянно спрашивали меня, что она означает. «Почему бы ее не поставить на витрину про „Моего первого гуся“? – спросил один из гостей. – Там, по крайней мере, упоминается сабля».
Тем временем началась конференция. Приехали ученые со всего мира: Россия, Венгрия, Узбекистан. Один профессор прилетел из