Тысяча и один день. Александр Громов
что с такой информацией ему самому крышка. А так хоть жив останется… может быть. Но не заговорит еще долго, это точно.
Под тугими горячими струями не очень-то поговоришь – приходится кричать. Лучше уж вовсе не раскрывать рта. Для говорильни лучше подходит не душ, а раздевалка, когда в ней не толкутся посторонние. Там всего один замаскированный микрофон в вентиляционной отдушине, да и то мы давно замкнули провода. Никто и не хватился.
Пока мы смываем пот и молчим, если только фырканье считать молчанием, я лихорадочно соображаю: откуда Саблезубому стало известно обо мне то, чего ему знать совсем не следовало? Видеть мою тайную способность в действии он ну никак не мог. Стало быть, кто-то сболтнул – но кто из пятерых, включая сюда Тамерлана, мог это сделать? А главное, насколько широко пошла утечка?
Говорили же мне: мало-мальски надежная конспиративная ячейка должна состоять максимум из четырех человек, считая и руководителя, а никак не из шестерых! Тут даже не обязателен провокатор: бойцы из шоу Мамы Клавы – люди в большинстве простодушные, кто-то мог случайно проболтаться дружкам за кружкой пива…
Оказывается, холодный озноб с мурашками под горячим душем – это вполне возможно.
Раздевалка уже не пуста: в ней сидят Ваня Динамит, чей бой уже закончился, и Гойко Молотилка, вообще не задействованный в сегодняшней программе. Оба наши. Один застегивает пуговицы, другой одет и переодеваться в трико явно не собирается.
– Ты-то чего сюда заявился?
– Тебя, дурака, повидать, – усмешливо отвечает Гойко, а за усмешкой – я вижу – припасена порция яда. Сейчас Молотилка попытается испортить мне настроение.
– Ну и как я тебе – нравлюсь?
– Насчет Саблезубого уже знаешь?
– Угу.
– И гадаешь, от кого из нас пошла утечка, так?
Медленно качаю головой:
– Я в предатели никого не записываю…
– А в болтуны? – прищуривается Гойко.
– Не знаю… Да что ты на меня так смотришь? Честное слово: не знаю.
– Он не знает, – сообщает Гойко Ване Динамиту, будто тот от рождения туг на ухо.
Ваня молча кивает. Молчит и Тамерлан, хотя ему еще неизвестно то, что, кажется, знают Динамит и Молотилка.
Я свирепею, но не показываю виду. Это трудно.
– Знаешь, так говори. Кто из нас?
– Ты.
Обвинение столь дико, что из меня выскакивает нервный смешок.
– У тебя с головой все в порядке?
– У меня-то да, а вот насчет тебя не уверен.
Это уже по-настоящему смешно. Гойко хочет еще что-то сказать, но я вклиниваюсь в паузу:
– Погоди, давай разберемся. Ты хочешь сказать, что я сам – сам! – разболтал кому-то о своем… о своей аномальности? Так? Я правильно понял?
– Ты не разболтал, ты сделал хуже – показал. Три дня назад в бою с Саблезубым. – Гойко каменеет лицом и вбивает в меня слова, словно гвозди. – Вспомнил? Конспиратор! Ты показал это Саблезубому и вместе с ним трем тысячам баб! Трем тысячам!
Пытаюсь возразить – и не могу. Так и стою с раскрытым ртом, а Молотилка молотит дальше:
– Тебе на себя плевать –