Татуировка (сборник). Александр Варго
вокруг костра парней, придавало их лицам оттенок чего-то мистического. На мгновение Алексей даже ощутил приятную атмосферу таинственности.
После того как был зачитан манифест, начались тихие исповеди. Ребята нарочно говорили полушепотом, стараясь придать своим голосам наигранной мрачности и нелепого надрыва. Тощий старался больше всех. Пока он говорил, Алексей несколько раз сдерживался, чтобы не прыснуть со смеху, и прятал улыбку, устроившись дальше всех от костра.
Он ждал. Ждал, когда же все наконец закончится, но тут тощий, совсем вошедший в раж, вдруг повернулся к Алексею и сказал:
– А что ты нам расскажешь? Пришло время поделиться с нами. Или Мать больше не обращается к тебе?
Москарев едва пересилил себя, чтобы не послать ублюдка подальше.
– Ну, так что же? – не унимался тощий.
Алексей оглядел «братьев»: они все смотрели на него.
– Кажется, я вам все рассказал, – сказал он снисходительно.
– Мне этого мало, – сказал тощий. – Думаю, Мать оставила тебя. Может, пришло время уйти и тебе?
– Слушай, кретин! – взорвался Москарев и резко встал. – Прикрой-ка свой поганый рот! Никто из вас, идиотов, никогда не слышал голос Матери! Вы бы штаны свои обмочили, если бы она вас позвала. Вы даже близко не знаете – каково это! Собрались тут в кружок, херней страдаете, в уши друг другу помои льете!
– Полегче, дядя, – ответил парень в длинной куртке.
Алексей тяжело дышал. Он чувствовал облегчение от того, что наконец-то выговорился, но, с другой стороны, понимал, что эти молодчики при желании легко его закопают прямо здесь после таких слов.
– Знаешь, – сказал тощий. – Мне кажется, Мать выбрала жертву. Этот дядя не зря к нам пришел.
Москарев фыркнул.
– Смешно тебе? – Тощий забавлялся, покручивая в руках незажженную сигарету.
– Да, – ответил Алексей. – Мне смешно!
Он втянул воздух ноздрями и закашлялся. Воняло гнилью.
Парни тоже стали принюхиваться.
– Чуете? – спросил кто-то из парней. – Вонь какая!
– Да это старик обделался, – хохотнул тощий, но вдруг его лицо исказила гримаса. – В натуре воняет – жесть…
Москарев улыбнулся. Ему был знаком этот запах. Что-то грядет, что-то важное. Мать проявляет себя, значит, он все сделал правильно.
– Что за херня?! – вскрикнул вдруг тощий и подскочил. Он показывал пальцем на стену и весь трясся.
Все повернулись и посмотрели, куда он указывал. Стена дрожала. В отблесках пламени на ней влажно блестело что-то бледно-красное, словно воспаленный нарыв или раненая кожа. Плоть, покрытая крупными порами.
– Бля, – выдохнул лысый парень. – Это ты сделал? – выкрикнул он, повернувшись к Алексею. И, не дожидаясь ответа, кинулся прочь из комнаты мимо смеющегося Москарева.
– Саня, Саня, валим! – крикнул тот, что в длинной куртке.
Еще один из «братьев», до того хранивший молчание, бросился бежать.
Москарев видел, как плоть стремительно