Детская комната. Максим Милованов
А как только на горизонте замаячит милиция, они либо отбывают в важные командировки, либо заболевают».
– А когда у вашего Федора закончится больничный? – спросила Глушенкова.
– Больничный?.. – Женщина растерялась. – Так ведь не брал он больничный-то. Дома хворает. Травами лечится и горчичниками.
Но Глушенкова и не думала отступать.
– Значит, через пару дней он сможет ко мне приехать? – спросила она.
– Наверное…
– Вот и замечательно. – Валентина достала из стола казенный бланк. – На всякий случай, чтобы ваш муж не запамятовал, я выпишу ему повестку, а вы передадите. Договорились?
– Да…
С минуту гостья испуганно наблюдала за тем, как Глушенкова выписывает повестку, но потом набралась смелости и спросила:
– А зачем вам Федя то?
– А вы разве не догадываетесь?
Из рассказа Кузьмы Глушенкова знала, что как бы сильно ни бил его отчим, каким бы пустяковым ни был повод, мать всегда находила этому оправдание. Валентина не понимала, откуда берутся такие вот матери, но знала, что такая порода есть, причем довольно многочисленная. Сейчас следовало ждать самых невероятных оправданий. Так и вышло.
– Так ведь он не со зла, – начала защитительную речь женщина. – Федя к Кузьме относится как к сыну родному, а он, словно волчонок какой-то, невзлюбил отчима с самого первого дня. А за что – непонятно. Федор и материально о нем заботится, и в воспитании участвует. Наказывает иногда, что правда, то правда. А как без этого? Без твердой мужской руки мальчишку разве воспитаешь? Нас вон с сестрой отец в детстве драл – и ничего, выросли не хуже других!
– Так то родной отец, а не чужой дядька, – заметила Глушенкова, закончив писать повестку.
– А Федя вовсе и не чужой, – собеседница явно входила в раж. – Я ж говорю вам, он к Кузьме как к сыну. А что строг с ним, так это правильно. Федя – человек справедливый. Просто так руку не поднимет. И потом, Кузьма сам не подарок. То нахулиганничает, то двойку из школы принесет. Опять же из дома сбегает…
– А по каким предметам Кузьма получает двойки? – поинтересовалась Валентина.
– По всяким. По русскому, по математике, по этой… как там ее… физике…
Валентина смотрела на собеседницу с удивлением. «Господи, бывает же такое! Это ж надо настолько не интересоваться собственным ребенком». Если бы перед Глушенковой сейчас сидела горемыка-пьяница, чьи жизненные интересы давно на дне бутылки, все было бы ясно. Но ведь нет: в глазах женщины еще теплится разум, а сердце еще способно любить. Только вот любовь эта распределена как-то уж слишком несправедливо – мужу все, а сыну ничего. Именно это и угнетало Глушенкову. По опыту она знала, что в девяноста из ста подобных случаев ребенок, оказавшись вне дома, уже никогда туда не возвращается. И дело тут не в побоях и издевательствах ненавистных мачех или отчимов. Просто дети не умеют прощать предательство.
– А где Кузьма то? – спросила женщина.
– В приемнике-распределителе, – ответила Валентина. – Это недалеко. Я вам выпишу постановление и пропуск. Паспорт у вас с