Очень личная книга. Валерий Сойфер
Потом они перебрались в Юрьевец. Рядом с домом родителей жены Бугров построил своими руками дом-пятистенку, а затем с семьей переехал в Горький. Александр Васильевич нашел работу на Горьковском авиазаводе и в очередной раз построил добротный дом для своей семьи (у них родились две дочери, Елена и Татьяна, и сын, Евгений) в пригороде Горького. Руки у него были золотые, и я помню, какой замечательный паркетный пол он выложил в новом доме.
Тетя Галя, будучи молодой девушкой, приехала к нам в Горький и устроилась шофером в гараж Горисполкома. Папа помог ей найти эту работу, но после этого он стал постоянно призывать юную шоферицу учиться дальше, приобретать более солидную работу, расти и совершенствоваться. Насколько я знаю, тетя Галя сначала просто зверела от папиных нравоучений и понуканий, но все-таки своего он добился. Она закончила заочно среднюю школу, после чего папа сумел уговорить начальство Института иностранных языков принять его родственницу в качестве студентки. Тетя Галя закончила институт, получила диплом о высшем образовании и стала преподавать английский в школах в городе Горьком. Замуж она не вышла (как-то мама сказала мне, что у тети Гали был жених, но он погиб на войне). Она была невысокого роста, но, как и все Кузнецовы, очень привлекательной, поэтому всегда была окружена кавалерами, однако вбила себе в голову, что можно обойтись без семейных уз.
Младшая сестра мамы, Маргарита, у которой мама была крестной матерью, напротив, была ревностной сторонницей семейного очага и семейных ценностей. Она была младшей в семье Кузнецовых и всеобщей любимицей. Когда я вспоминаю её, я слышу в ушах раскатистый смех тети Риты, её бесконечные розыгрыши близких и шутки. Она была, что называется, искрящимся и добрейшим существом. Прадедушка, Иван Андреевич Волков, души в ней не чаял и баловал свою младшую внучку, как только мог. Об этом все мои тетки и дядя Толя часто вспоминали и, глядя на нее, всегда приговаривали:
– Ну, Ритуля, ведь ты с юных лет была дедушке любезнее всех нас вместе взятых.
Он позволял ей такое, чего никому бы не спустил. Мама несколько раз вспоминала, что он потакал любым её проказам, что ей ничего не стоило отобрать у дедушки любые вещи, даже те, какими он очень дорожил, например, табакерку, без которой его жизнь представить себе было невозможно. На кухне в их доме – главном месте, где вся семья проводила больше всего времени, в углу у печки был прикреплен рукомойник, а под ним высокое ведро, в которое также сливали и помои.
– Ритонька! – обращался к ней ласково дедушка. – Ты смотри у меня, не брось табакерочку-то в ведерко.
Табакерка тут же, конечно, оказывалась выброшенной баловницей именно в помойное ведро.
– Ах ты, стерьва такая, подугорная, дерёть тя коза, – начинал ругаться дед, хотя все видели, как он счастлив играть таким образом с любимицей (кстати, ругательство «подугорная» происходило от положения дома: он располагался наверху Пятницкой горы, которую в годы моего детства называли Горой имени 25-летия Октября, те же, кто жил