Во всём виноват «Битлз». Максим Максимович Капитановский
к вечеру, изнуренные ощущением своей непричастности к этому празднику жизни, мы втроем решили все-таки прогуляться. Двое молодых офицеров, – Володя и Слава, – взялись нас сопровождать.
Собирались очень ответственно, как разведчики на задание. Скрупулезно проверялись одежда и обувь: не выдаст ли наше советское происхождение. Слава и Володя, одетые, естественно, в гражданское, профессионально порекомендовали сдать Директору ордена и документы, что и было сделано.
Теперь наша группа имела совершенно заграничный вид, правда, некоторое опасение внушали одинаковые короткие прически офицеров, но Слава сказал, что это не страшно, т.к. в Германии тоже дураков полно.
Переговариваться было решено с помощью пальцев, по глухо-немецки, дабы немцы нас по родному языку не признали и на радостях не убили.
Пробравшись сквозь дыру, имеющуюся в любой уважающей себя ограде, наша пятерка по-пластунски пересекла темный переулок и короткими перебежками бросилась в сторону оживленной улицы.
И вот на обширную, залитую огнями площадь вышли пятеро «немцев». Володька со Славкой изображали восточных, а мы – западных. Все держались за руки и через каждые 10 метров начинали молча остервенело брататься, чем сразу вызвали нездоровое любопытство окружающих.
Вокруг нас начала собираться небольшая толпа, которая неуклонно росла.
Испуганный Андрей начал нервно насвистывать гитлеровский марш «Хорст вессель», а я вырвал у рядом стоящей девушки цветок и со словами «Дас ист фантастиш» грубо подарил его Славке. Не знаю уж, что он потом с ним сделал.
Ситуацию разрядила врезавшаяся в толпу тележка со шнапсом и закусками, которой управлял не по-немецки пьяный мудель, и мы, схватив (читай «хватив») по стакану, благополучно разбрелись по площади.
Проходящий духовой оркестр оттеснил свободолюбивых офицеров, а мы, закаленные правилами поведения советских людей за границей, продолжали держаться настороженной злобной группкой.
Тележки с бесплатным шнапсом попадались все чаще и чаще, и через некоторое время мы уже свободно беседовали друг с другом на чистом немецком языке.
Вдалеке мелькали немецкие офицеры Славка и Володька, тоже, видимо, находившиеся в мультфильмовском состоянии «Щас спою». Наконец, Вова, чей голос и музыкальный слух были получше, не выдержал напора и затянул: «Выходила на берег Катрина, на высокий, дас ист бережок».
Вокруг них мгновенно сомкнулось кольцо. Помочь мы им ничем не могли – пора было уносить ноги, но я, как Тарас Бульба, тайком присутствовавший на казни сына, решил все-таки пробраться поближе, чтобы рассказать потомкам об их геройском поведении.
«Русиш, русиш» – слышалось кругом, потом толпа взревела, поднаперла, и несколько дюжих здоровяков уже схватили несчастных.
Боже, как их качали! Они подлетали в воздух то вместе, то поодиночке; Володька ухитрялся вытягиваться в полете и отдавать всем честь, а Слава просто орал