Вавилон и Башня. Алекс Коста
тот момент я понимал, что не смогу дальше жить, если не сделаю это. В тот момент я не мог по-другому. Честно говоря, я понял и еще кое-что: Нору я люблю и уважаю больше, чем Семена. Поэтому, повинуясь законам дикого племени – мстить за тех, кого любишь, я забил Семена до смерти. Или почти до смерти? Точно я не знал. До сих пор не знаю, жив ли он.
Несколько раз отправлял письма по старому адресу, когда еще был на фронте, но ответа не получил. А как по-другому? Его жена и раньше меня не любила, называя «доморощенным анархистом». Но после того, как я почти убил ее мужа, она вообще перестала что-то понимать. Нелюбовь превратилась в ненависть. Ненависть? А чем, собственно, ненависть отличается от нелюбви? Наверное, в ненависти больше состояния. Это то, что как раз происходит «здесь и сейчас» или «вообще и всегда».
Выпотрошенную тушку рыбы мы повесили на веревку, рядом с остальными. Набралось уже много. Но почти половина добычи с личинками и червяками. Как бы яростно мы ни натирали свой улов снаружи и внутри еловыми иголками, все равно эта зараза как-то проникала. Непонятно как. Хотя, надо признать, еловый запах их жутко отталкивал. Даже Сато удивлялся. Видно, у него в Японии червяки не были такими бесстрашными. Но здесь, в тайге, где на несколько десятков километров никакой добычи, даже червяки превращались в настоящих хищников. Каждый организм боролся за свою жизнь изо всех сил.
– Так что? – спросил Сато.
– Что «что»? – не понял я.
– Цвета? Вы видели цвета?
– Да… вы… я не знаю, как это объяснить. Я был «здесь и сейчас», а потом понял, что нет никакого «здесь и сейчас». Может быть, есть «вообще и всегда». Но я пока как-то не уверен. А вы?
– Я? – Сато поправил онучи, которые сильно промокли. – Я думаю, вы правильно говорите, но только очень ограниченно.
– Ограниченно? – переспросил я, решив, что неправильно понял слово limited.
– Ну, ограниченно… – и Сато, опять употребив limited да еще прочертив руками в воздухе фигуру прямоугольника, добавил: – Я же тоже не в лучшем случае владею английским.
Он, и правда, не совсем правильно употребил any case.
– Но вы же… ограниченно? – снова повторил я.
Сато назвал меня ограниченным! Так я о себе еще никогда не думал. Может быть, чудной, неуверенный, даже слабый. Но не ограниченный же! Похоже, меня это задело, ведь по сравнению с Сато я, действительно, был довольно ограниченным. Больно чувствовать себя ограниченным.
– Слушайте, – Сато понял, что я недоволен. – Давайте без слов попробуем. Как что-то увидите или поймете, сразу мне показывайте. Но нет, нет, – он замахал руками, – не так! Не надо изображать то, что вы поняли. Мы здесь не в пантомиму играем. Попробуйте показать мне, что вы недовольны.
Я и был недоволен. Сато назвал меня ограниченным… какое унижение! Я кивнул и направил в сторону Сато долгий немигающий взгляд.
– Не телом, не телом, – тихо сказал он.
– А чем же? – тихо спросил я, но тут же сам понял – состоянием. И попробовал почувствовать, а потом передать свое состояние.
Покидать