Новь под плугом. Кирилл Юрьевич Аксасский
и женским вопросом интересуется тоже… Не правда ли, Марианна?
Марианна. Да, тетушка, я читаю всё, что об этом написано; я стараюсь понять, в чем состоит этот вопрос.
Сипягина (обращаясь к Калломейцеву). Что значит молодость! Вот мы с вами уже этим не занимаемся, а?
Калломейцев (сочувственно улыбнувшись Сипягиной). Марианна Викентьевна, исполнена еще тем идеализмом… тем романтизмом юности… который… со временем…
Сипягина (перебивая). Впрочем, я клевещу на себя, вопросы эти меня интересуют тоже. Я ведь не совсем еще состарилась.
Калломейцев (поспешно). И я всем этим интересуюсь, только я запретил бы об этом говорить!
Марианна. Запретили бы об этом говорить?
Калломейцев. Да! Я бы сказал публике: интересоваться не мешаю… но говорить… тссс! (Подносит палец к губам.) Во всяком случае печатно говорить запретил бы! Безусловно!
Сипягина (засмеявшись). Что ж, по-вашему, не комиссию ли назначить при министерстве для разрешения этого вопроса?
Калломейцев. А хоть бы и комиссию. Вы думаете, мы бы разрешили этот вопрос хуже, чем все эти голодные щелкоперы, которые дальше своего носа ничего не видят и воображают, что они… первые гении? Мы бы назначили Бориса Андреевича председателем.
Сипягина (еще пуще засмеявшись). Смотрите, берегитесь; Борис Андреич иногда таким бывает якобинцем… Да, Борис Андреич иногда меня самое удивляет. В нем есть жилка… жилка… трибуна.
Сипягин. Ваши страхи насчет эмансипации, любезный Семен Петрович, напоминают мне записку, которую наш почтеннейший и добрейший Алексей Иваныч Тверитинов подал в тысяча восемьсот шестидесятом году и которую он всюду читал по петербургским салонам. Особенно хороша была там одна фраза о том, как наш освобожденный мужик непременно пойдет, с факелом в руке, по лицу всего отечества. Надо было видеть, как наш милый Алексей Иванович, надувая щечки и тараща глазенки, произносил своим младенческим ротиком: "Ффакел! ффакел! пойдет с ффакелом!" Ну, вот совершилась эмансипация… Где же мужик с факелом?
Калломейцев (сумрачным тоном). Тверитинов ошибся только в том, что не мужики пойдут с факелами, а другие.
Сипягина. Я уверена, что вы это говорите только так, для красного словца! (Обращаясь к Нежданову с любезной улыбкой). Что же касается до вас, Алексей Дмитрич, я знаю, вы не разделяете опасений Семена Петровича: мне Борис передал ваши беседы с ним во время дороги.
Нежданов покраснел и пробормотал что-то невнятное.
Калломейцев воткнул, не спеша, свое круглое стеклышко между бровью и носом и уставился на Нежданова.
Нежданов выпрямился и уставился в свою очередь на Калломейцева.
Калломейцев выронил стеклышко, отвернулся и попытался усмехнуться.
Сипягина (громким голосом). Марианна! Ты не церемонься перед новым лицом… Кури с богом свою пахитоску. (Обращаясь к Нежданову). Тем более, что, я слышала, в вашем обществе все барышни курят?
Нежданов (сухо). Точно так-с.
Сипягина (ласково прищурив свои бархатные глаза). А я вот