Цветок цикория. Книга II. Дом для бродяги. Оксана Демченко
рву, вверх лезу, в первой гильдии знакомства завожу, с иноземцами торгую крупно. А родственная вошь грызет мне темечко. Тифозный сынуля, тьфу.
– Степан, есть много способов урегулировать вопрос. Но, покуда вы пьете, никто этим не занимается, им без вас не справиться. И ваша боль не делается меньше.
– Да, выхода нету, – купец уткнулся лицом в ладони. Вскинулся и заговорил трезво, внятно. – Дочь ударилась в святость, муж её – так, одно слово, а не мужик. Пенсне чахоточное. Меня до икоты боится. Ему нищий шляпу подержать не доверит: или обокрадут, или сам уронит. Сын… ну, я тебе порассказал о нем. И что остаётся? Или прожечь, или поджечь. Понимаешь? Дело мое – оно живое, оно мне как рука или нога, отрежу – и что? И стану калекой. Не отрежу, – купец вздохнул совсем тяжело, со всхлипом, – буду жить под пыткой и глядеть, как уродуют мою денежную руку-ногу.
– Степан, вся ваша безвыходность от того, что вы опустили голову и глядите в землю. Вам надо поднять голову. Решение есть. Оно зреет в вас, при вашей деловой хватке невозможно не найти ответ. Вы строили это дело, значит, вам его и защищать.
У двери загрохотало, поленья звонко посыпались вдоль бревенчатой стены, ушибли кого-то, и он тонко, жалобно завизжал. Фыркнула лошадь. Люди загомонили на много голосов… и, наконец, лязгнул засов.
Полный, румяный начальник станционной жандармерии лично вплыл в сарай.
– Степан Фомич, ну как же вы – и вдруг тут, ну что ж мои олухи оплошали, – не особенно усердно изображая недоумение, выговорил он. – Выходите, неловко-то как.
– Лексею документы. Теперь же. Мне рюмку, одну. Хотя это можно и дома. Казенная водка – дрянь.
– Склады, слух был, под угрозою, – морщась и отодвигаясь, уточнил начальник жандармерии.
– Не сегодня. Я в печали, но шелка жаль, да и слово… он прав, я давал слово.
– Алексей, значит, Боров, так и запишем, – пообещал начальственный голос уже из-за порога. – А отчество?
– Фомич. Он мне как брат, – гулко ударив себя кулаком в грудь, сообщил Степан.
В дверь протиснулись два огромных мужика, поддели купца под локти и бережно понесли или повели – это как глянуть – через двор, к просторному экипажу. Следом двинулся собеседник купца. Он выглядел старым, горбился и прикашливал. У экипажа его нагнал жандарм. Не сам начальник, а его расторопный помощник. Придержал за плечо.
– Документы сделаем. Но прежде желаю понять, отчего он стал слушать вас?
– Он не слушал. Он и теперь не слушает, – очень тихо ответил собеседник Щурова. – Он желает быть услышанным. О, полагаю, он давно нуждается в своем колодце… знаете выражение —« кричать в колодец»? Вот, этим он и занят. Двенадцать часов крика улучшили его душевное состояние.
– Если вы все это знаете, отчего не знаете свое имя?
– О, я желал бы найти ответ! Если меня опоили или прокляли, то мне следует спасаться бегством, – задумался новоназванный Алексей. – Сами посудите: я прихожу в сознание посреди привокзальной площади. Утро… совсем незнакомое