Великая княгиня. Юрий Сбитнев
Точно вплыли куда надо – в узкую глубокую протоку. Сомкнулись над головами пабережные ракиты, рыхлый туман загустел, видать только высоко задранный нос погонки да два водяных уса за кормою. Речушка не широка, но бойка дюже, катит встречу спешливую воду, пытается не пустить, развернуть лодку. Но и гребцы недюжинной силы – мелькают над водой лопатки вёсел, курочкой водяной летит малый их стружок.
В большое долгое озеро, реку ли – Криушу – выгреблись к восходу солнца. Давно уже в молочной густоте тумана восставало алое пламя восхода. Да вдруг выкатился в один миг солнечный колоб до поднебесной макушки, спалил белый густой наволок, опрокинулся голубою чашей в неогляд, выяснился мир сущий, и только по-над водою – шуркие белые хвосты тумана, схоронившегося потаённо, залегшего в камыши и высокие травы.
Густо забито озеро водорослью, укрыто зелёной постланью – воды не видать; блюдечко к блюдечку, и на каждом пузатый кувшинчик с крышечкой – поди, догадайся, что в нём? Отцвело великое племя жёлтых и белых кувшинок, обременилось плодом. Словно бы посуху плывёт лодка, и посуху, с блюдечка на блюдечко, перебегает лягушачья молодь, не желая мочить лапок.
Направил лодку Святослав Ольгович в едва приметный проход в зелёной стене аршинных осок и камыша. Святослав Всеволодович убрал вёселко, шли на торчках, дядя толкался своим веслом – проход совсем мелкий, вот-вот упрётся днище в мягкое лоно дна. Не случилось, расступился зелёный шорох, распахнулась голубая ширь Силь-озера. Тут бы и взмахнуть от всего плеча вёслами, но зачарованно замерли оба-два. Восстал перед ними высокий остров с широким лугом небуйных трав, а на нём – аистиная станица, птиц – не перечесть. И ещё и ещё прибывают аисты, мягко падая с неба. Токот и стрёкот стоит, и шум крыльев – словно невидимый сыпкий дождик падает с поднебесья. Затаили дыхание князья, приникли к лодке, глядят на диво дивное. Старшие аисты медленно и важно ступают по лугу туда… сюда… кланяются друг другу, челомкаются длинными клювами, токотят негромко. Молодь сбилась тесно по краю луга, и среди них токот в полушёпот, и у них поклоны, но кланяется молодняк, все как один, старшим, а те уже и утесняются по другому краю луга. И вдруг затокотали разом клювами в небо, вытянув шеи и долу головками, и снова клювом в небо и ну перебирать ногами, и приседать, и крыла в боки! Ни дать ни взять плясуны заядлые! И точно! Пяток старших птиц выбежал в полукруг станицы. Лихо затопотали в ряд и разом. Распустили крылья и с подскоками пошли по лугу, один перед другим, как в русской пляске: и с приседанием, и в пятк, и с прыжками – берегись, неловкий!.. И что тут началось! Вся станица пришла в движение, и молодь, подражая старшим, закружилась в танце. Приседали низко, выкидывались высоко в прыжках, расправляя крылья, складывая мягко и снова расправляя не в полёте – в высоком прыжке… И восшумело утро, и стукнула земля, и восшумело озеро и камыши, и сочные травы восшумели, стукнула в гладь озёрную большая рыба, и радостная стукотня от края до края заполнила великое берендеево