Музыка призраков. Вэдей Ратнер
но еще слишком маленьких для принятия обетов, – вошли в зал, осторожно балансируя подносами с бокалами воды для монахов. Опустившись на колени, мальчики отставили подносы, трижды поклонились, поставили стакан воды перед каждым из монахов и снова поклонились три раза, всякий раз доставая лбом пола. После чего, не разгибая спин, чтобы их головы были ниже голов монахов, мальчишки покинули зал церемоний так же, как вошли, остановившись на мгновенье, чтобы предложить воды и Старому Музыканту. Для парочки необузданных бедокуров их движения были так идеально выверены, что у доктора Нарунна вырвался смешок, несколько нарушив серьезное, торжественное настроение церемонии.
Старый Музыкант достал из кармана рубашки бронзовый медиатор, надел на безымянный палец правой руки, несколько мгновений посидел неподвижно и начал дергать струну садива. Он позволил медной струне вибрировать секунду-другую, прежде чем остановить ее основанием ладони. Взявшись за конусовидную шишечку колка, он подтянул струну и снова попробовал ее, наклонив голову в сторону и подавшись вперед, словно вслушиваясь всем телом. Несколько раз он подтягивал и ослаблял единственную медную струну, пока не добился желаемой ноты, интонации, отражавшей самую суть музыки, звучавшей у него в голове. Настраивая садив, Старый Музыкант всегда говорил своим ученикам: дело не в том, чтобы импровизировать со струной или колком, а в том, чтобы найти основной звук, вокруг которого сплетаются другие ноты и возникает мелодия.
Если бы он мог дать имя родственной пралунгу жизненной силе, заставившей его выживать в страшные месяцы в Слэк Даеке, он назвал бы ее музыкой, зарождающимся резонансом, из которого происходит и названное, и безымянное.
Он немного наклонил садив, позволив лютне вытянуться от левой ключицы до правого бока. Прижимая куполообразный резонатор к груди там, где сердце, Старый Музыкант начал терпеливо, ласково уговаривать инструмент, играя бампае – колыбельную, легкую и бойкую. Каждая нота подражала звуку шагов ребенка, радостно, вприпрыжку возвращающегося домой после целого дня беззаботных игр.
Помогавший в церемонии монах ввел в зал Макару и его родителей, а мае гру – женщина-медиум – возглавила процессию родственников и друзей, которые обошли вокруг павильона. Держа в одной руке глиняный горшок, а другой размахивая крышкой, мае гру зазывала дух Макары в сосуд. Ее стилизованные жесты напоминали танец. В деревне такая процессия обошла бы дом больного по лесу, но здесь, в городе, где жизнь течет быстрее, а пространство ограниченно, люди просто трижды обошли зал церемоний.
Наконец мае гру плотно закрыла глиняный горшок крышкой в знак того, что она поймала пралунг Макары. Старый Музыкант замедлил темп, заиграв более спокойную, размеренную музыкальную тему. Затем, прижав резонатор к сердцу, он изогнул струну, щипнул и отпустил, закончив затухающим звуком.
В марте 1974 года восьмой день рождения Сутиры отмечали необыкновенно