Запад – Восток. Красным по белому. Альтернативная сага. Александр Антонов
уж и травят, – не поверила я. – Что-то ты, подруга, на затравленного зверя мало похожа. Вон, на свободе ходишь, не в клетке сидишь.
Сашка мне бокал тянет, мол, плесни ещё. А мне что, жалко?
Жахнула, и со слезой говорит:
– Не понимаешь ты. Моральная травля порой куда страшнее травли физической.
– Вот что, – говорю, – подруга. Хватит пить, пойдём-ка на диванчике присядем.
Отвела Сашку к дивану, усадила рядышком. Ткнулась она мне лбом в плечо и разрыдалась. Глажу её по волосам, и как бы успокаиваю:
– Терпи, милая. У нас, русских, ведь как? Любить так любить – гнобить так гнобить. В большом мы полутонов не приемлем. А, с другой стороны, чего вы ручонки свои шаловливые не попридержали, зачем от слов к делу перешли?
Сашка уже проплакалась, голову с плеча моего убрала, но отдвигаться не стала.
– Ты Лёлька, – говорит, – хороший человек, но в политике не смыслишь ни черта! Такова логика революционной борьбы: от слов – к делу!
– А ты, – отвечаю, – эту логику Аньке Жехорской растолкуй: за что вы её матери лишили, да и отца чуть не угробили!
Тяжелы мои слова для Сашки оказались, враз лицом почернела.
– Не должно было такого случиться, – отвечает тихо, – не было такого уговора.
– Было, не было, – говорю, – а случилось. И кровь эта теперь и на твоих руках тоже. Не столько, конечно, сколько у Пашки твоего. Он ведь ещё и присягу нарушил, на товарищей с оружием пошёл!
– Да что ты всё мой да мой! – воскликнула Сашка. – Если хочешь знать, мы с ним ещё до этих событий расстались.
Во как! Про то я не знала.
– А что так? – спрашиваю.
– Застала я его с одной… прямо на нашей постели!
– Дела… – вроде сочувствую. – Только, думается мне, это вашей свободной любви вроде как не противоречит? – а тут вроде подколола.
Сашка не ответила, только рукой махнула. Сидим, молчим. Потом Сашка как-то грустно так говорит:
– Хоть и чужой он мне теперь, а всё одно жалко: такой мужик пропадает!
Вот и пойми нас, баб: что для нас на этом свете важнее?
Михаил
Я про трость Войновского уже и забывать стал. А как дело к выписке сдвинулось, так и вспомнил. Мне первая пуля ведь только жилы отворила, много я по её вине крови потерял, зато иного вреда, считай, не принесла. А вот вторая что-то со спинным мозгом наделала. Я в медицине не силён, точнее не скажу. Только я первые две недели после ранения ничего ниже пояса не чувствовал. Потом стал понемногу отходить. Теперь вот только нога левая не полностью меня слушается. Врачи говорят, что и это, даст бог, пройдёт. А пока нужно с тросточкой походить. Вот я и вспомнил о своём трофее, попросил Ерша привезти, он и привёз. Меня, если честно, выписывать пока не хотели. Но я как узнал про то, что Ёрш переезд Ленина в Питер организовывает, да по железной дороге, страсть как захотелось на экспрессе прокатиться. Врачей я уломал быстро. Им с таким больным спорить – себе дороже. Перед отъездом попросил Ерша выкроить время, свозить меня