Цель. Эль Кеннеди
дверь и проскальзывает за руль. Я сажусь на пассажирское сиденье. Она права: мои ноги не помещаются в эту машину. Даже когда я максимально отодвигаю сиденье, места, чтобы вытянуть их, все равно не хватает.
Она заводит мотор и выезжает с парковки.
– Я живу не очень далеко.
Всю оставшуюсь поездку мы молчим. Не знаю, она то ли нервничает, то ли сожалеет о том, что согласилась со мной встретиться. Надеюсь все же, что не последнее.
Я не пытаюсь заговорить с ней, зная, что могу напугать. Терпение – так называется эта игра. А терпение с Сабриной Джеймс вознаграждается. В ней очень много страсти, и вопрос лишь в том, как помочь ей достичь нужного уровня комфорта, чтобы выпустить эту страсть на свободу.
Когда мы поворачиваем на ее улицу, я притворяюсь, будто вижу это место впервые и вовсе не узнаю узкие, покосившиеся дома, стоящие в ряд. Будто я не спал всю ночь в машине у этого неровного бордюра, когда провожал ее, желая убедиться, что она нормально доехала.
Сабрина поворачивает на подъездную дорожку к маленькому навесу в задней части дома, глушит мотор и молча выходит из машины.
– Сюда, – шепчет она, когда я подхожу к ней.
Она не берет меня за руку, но проверяет, иду ли я следом, когда поднимается по низким ступеням крыльца. Ключи тихо позвякивают в тишине ночи, когда она открывает дверь.
Секунду спустя мы входим в крошечную кухню с желто-розовыми уродливыми обоями. В центре стоит квадратный деревянный стол, окруженный четырьмя стульями. Плита выглядит старой, но, очевидно, работает, поскольку на конфорках оставлены грязные кастрюли и сковородки.
При виде беспорядка Сабрина бледнеет.
– Бабушка всегда забывает убрать за собой, – говорит она.
Я оглядываю тесную комнату.
– Вы вдвоем живете?
– Нет, еще с отчимом. – Она не развивает эту тему, и я больше не задаю вопросов. – Но не беспокойся. В ночь пятницы он играет в покер… обычно остается там и приходит только около полудня следующего дня. А бабушка всегда принимает перед сном «амбиен» и спит как убитая.
Я не беспокоился, но у меня создается впечатление, будто она пытается подбодрить не меня, а себя.
– Моя комната тут. – Она ныряет в коридор, прежде чем я успеваю сказать хоть слово.
Я иду следом по узкому коридору, ступая по грязному ковру, и замечаю, что тут нет никаких семейных фотографий на стенах. Сердце болезненно сжимается: я вижу, как опустились плечи Сабрины, и понимаю, что она стыдится этого места.
Твою ж мать. Мне не нравится видеть ее такой разбитой. Хочется рассказать ей про облупившуюся краску в нашем доме в Техасе, о том, как все старшие классы школы я спал в самой маленькой комнате, чтобы мама могла использовать большую спальню для своей парикмахерской на дому, которая дополняла работу в городском салоне.
Но я молча следую за ней.
Комната Сабрины маленькая и аккуратная – очевидно, это ее убежище. Двуспальная кровать идеально застелена бледно-голубым покрывалом. Письменный стол безупречен, заставлен аккуратными стопками книг. Здесь пахнет чистотой и свежестью, чувствуется аромат