По обе стороны огня (сборник). Валерий Поволяев
никак не среагировал на резкость Шаткова – словно ее и не было, лишь сощурил умные серые глаза, сквозь природную тусклоту зрачков пробился острый блеск.
– Ну, ты меня с собою на одну ступень не ставь, – сказал он. – Можешь горячим чаем обвариться. Знаешь, почему дядя Вася с Косой горы не любит горячего чая? – Корреспондент показал крупные чистые зубы, сделавшись похожим на молодого волка и, не дожидаясь ответа, ответил сам: – Боится ноги обжечь. Лопнет мочевой пузырь, куда деваться? Ноги в волдырях будут. Ты пьешь горячий чай по утрам?
– Обязательно.
– Не пей! – Корреспондент рассмеялся, хлопнул Шаткова ладонью по плечу и беззвучно – под ногами у него не то, чтобы скрип или хряск, даже легкий шорох не раздавался, – отошел.
Шатков позавидовал этой способности Корреспондента – сам Шатков так ходить не умел. И кличка редкая у него – Корреспондент. Ну ладно бы прозвали Вороном, Людоедом, Моргуном, Вяхирем, а то – Корреспондент! Позже Шатков узнал, что этот человек действительно работал корреспондентом в областной молодежной газете, оттуда ушел заведовать отделом на радио, и вот на радио у него что-то не получилось – разругался с начальством и остался без работы. Была бы работа – он вряд ли оказался бы у Николаева, и вообще не разругайся он с каким-то старым отставником, с которым случайно столкнулся в сортире, – был бы сейчас собкорром какой-нибудь крупной центральной газеты. Среди приближенных Николаева Корреспондент считался головастым парнем…
«Дело пахнет керосином», – сам себе сказал Шатков, ему показалось, что в воздухе, в выси, что-то вспучилось, напряглось, послышался тихий жужжащий звук, словно бы за облаками шел перегруженный вертолет, он задержал в груди дыхание, пытаясь у самого себя получить подсказку: откуда исходит опасность? От парня с железным лицом? От Николаева? Или же кто-то прокололся в Москве? Он отметил, что при упоминании Москвы в нем ничего не дрогнуло, да и Шатков сам был уверен, что Москва не подведет, хотя на Москву, конечно, надейся, но сам не плошай, при упоминании имени Николаева тоже ничего в нем не дрогнуло… Опасный жужжащий звук оборвался, и вертолета не стало, но когда он про себя произнес имя Корреспондента, внутри возник холод, словно под сердцем образовалась ледышка, – вроде бы небольшая ледышка, но очень колючая, холод от нее быстро растекся по всему телу. Шатков невольно передернул плечами…
Сторожить машины – дело нехитрое, как и вообще работа сторожа – сиди в кустах, да поглядывай вокруг. Шатков понял – очень скоро он на ней закиснет, долго ему не выдержать, и не потому, что по натуре Шатков – человек действия, для которого бездействие хуже тяжелой болезни – просто он будет находиться вне источников информации, «вне пакета», пребывать в нетях, в изоляции – Николаев некоторое время подержит его в вытянутой руке, словно Моську, а потом прикончит. Подойдет такой вот паренек с бесшумной поступью и решит все дело ударом ножа сзади в шею. Тело же вывезут и завалят щебнем в здешних горах. Но пока по поводу