Облако желаний. Фиона Вуд
и «индивидуальное» – эти понятия в ее семье были почти чужими. Но она должна будет попытаться. Еще один самостоятельный полет. Но Ван Ыок уже к этому привыкла.
Вряд ли нашлись бы еще два других слова, которые сильнее бы подтолкнули к зияющим дырам в ее жизни. А дыры и вопросительные знаки были там повсюду.
7
Каждый год, сколько Ван Ыок себя помнила, примерно в одно и то же время ее маме начинало нездоровиться. Она словно исчезала, прячась в своей раковине, как улитка, которую ткнули палкой.
Пару лет назад Ван Ыок осознала, что все не так просто, как пытался все это выставить ее ba: это не было обычным переутомлением. Как-то раз ее вдруг осенило, что мамина депрессия наступает в то же время года, когда родители покинули Вьетнам. В прошлом году они услышали и диагноз: рецидивное посттравматическое стрессовое расстройство, ПТСР. В этом году лечение должно было быть правильным. Не одно только устранение симптомов. В этом году все будет по-другому. Она скрестила пальцы, чтобы так и было.
«Все сложно» (да-да, то самое клише из Фейсбука) – именно так звучало идеальное определение ее отношений с родителями. И точно так же было у всех детей австралийцев вьетнамского происхождения в первом поколении, которых она знала.
Иметь родителей, переживших ужас, о котором ты даже знать ничего не хочешь, – значит, разделить с ними груз всех тех рисков, на которые они пошли (ради тебя), всех страданий, через которые они перешагнули (чтобы тебе никогда не пришлось страдать), лишений, на которые им пришлось пойти (чтобы ты ни в чем не нуждался), чувств, которые они испытывали, оказавшись вдали от родины (чтобы у тебя был дом и ты чувствовал себя безопасно). Это было действительно очень тяжело. Для всех.
Если бы только любовь и раздражение могли смешаться в безмятежный нейтралитет! Но такого не бывает. Эти два чувства как масло и вода. Каждое со своей определенной плотностью. Либо одно, либо второе. Никакого смешения. Никакого нейтралитета.
Деби помогла Ван Ыок понять смысл давления в духе «будь счастливой, будь успешной». Ее мать пережила Холокост, что было самым худшим из того, что вообще могли пережить чьи бы то ни было родители.
Вот что она слышала непосредственно от мамы о бегстве из Вьетнама в Австралию: ничего.
С детства она начала задавать вопросы. Например, когда ее родители перебрались из Вьетнама в Австралию. Папа говорил, что они уплыли из Вьетнама на лодке, приплыли в Малайзию, а оттуда их переправили в Австралию. Какое-то время она думала об этом, как о притче про Ноев ковчег, но со временем стало ясно, что ничего лирического в том путешествии не было.
Ее родители были «беженцами на лодке», хотя в те времена, когда они прибыли в Австралию, в этом выражении не осталось теперешнего яда.
Когда они покинули Вьетнам в тысяча девятьсот восьмидесятом году, маме был двадцать один год. Отец был на год старше. Ее тетя, Хоа Нюнг, которая, судя по всему, жила в Сиднее, но с которой они никогда не виделись, бежала вместе с ними.