Сколько стоит корона. Катерина Коновалова
порывы. Было что-то притягательное в идее, например, велеть ему опуститься на колени и ползти до конца коридора, собирая на бархатные штаны пыль дворцовых полов. Но это было бы низко и бесполезно, а потому должно быть отвергнуто и забыто.
Большой приемный зал уже был полон: скоро должен был начаться ужин, но пока короля и королевы не было, гости ходили вдоль длинных столов и громко разговаривали, перекрикивая друг друга, или прислушивались к завываниям музыканта и бренчанию его лютни. Дойл на глаз прикинул количество людей и понял, что, не считая охраны и слуг, собралось больше сорока человек.
Но его появление, как и утром на королевском суде, заметили сразу – по галдящей толпе прошел короткий вздох, и она замолкла.
– Добрый вечер, лорды, – произнес Дойл и вдруг почувствовал непонятное, едва ощутимое жжение. Его источник не нужно было искать долго – просто леди Харроу вошла в зал почти следом и остановилась в дверях, робея. Проклятая кровь в жилах заструилась быстрее, приливая к чреслам. Дойл позволил себе на мгновение прикрыть глаза, восстанавливая в памяти ощущение холода от купания в ледяных ключах, и возбуждение ослабло.
Ведьма вблизи была привлекательнее, чем издали. Дойл, повернувшись, изучал ее рыжие кудри, мягкую светлую кожу, пятнышки солнечных поцелуев на щеках и крупном носу.
– Леди Харроу, – сказал он негромко, и гости, убедившись, что он не интересуется кем-то из них, вернулись к своим разговорам, только на два тона тише.
Она опустилась в низком реверансе перед ним, не поднимая глаз, и ответила:
– Милорд Дойл.
– Встаньте, леди.
Она подчинилась сразу – неестественно плавным движением. Церковники много писали о том, как распознать ведьму. Но они могли бы не утруждаться – леди Харроу являла собой ярчайший образец.
«К врагу и его свите ожидания, – подумал Дойл, – на дыбе редко хранят секреты, а с переломанными пальцами ни одна ведьма не сможет колдовать. Все, что нужно, это оглушить ее и велеть теням забрать. Не до игр». Но, разумеется, не оглушил и не велел, а весьма любезно спросил, жестом предлагая пройти ближе к столу:
– Как вам нравится столица, леди Харроу?
– Слишком шумно и грязно, милорд, – ответила она, – но мне скорее нравится. Здесь чувствуется жизнь. Мне не хватало этого в поместье.
– Жизнь порой принимает отвратительные формы, леди, – заметил он, имея в виду магию, но по ее глазам увидел, что она поняла эти слова иначе.
– Жизнь прекрасна в любой из форм, созданных Всевышним.
Она решила, что он говорил о себе. Дойл скрипнул зубами.
– В вас говорит наивная вера, естественная для вашего пола.
– Несомненно, – согласилась ведьма, но как-то слишком уверенно и почти насмешливо. – Женщины видят этот мир в лучшем свете, чем мужчины, милорд.
Дойл на это кивнул, признавая ее правоту, и уже собрался спросить, какие же положительные черты она видит в столичных формах жизни – просто чтобы о чем-нибудь говорить, как она уточнила спокойно:
– Простите,