Груз небесный. Сергей Трахимёнок
и ничегошеньки не делающего. И уволить его не уволят – нет основания: он не расхититель, не пьяница, не дебошир, а за то, что он ничего не делает, не увольняют. Да и как бы выглядели показатели стройуправления, если бы оно представляло к увольнению командиров еще и за то, что они ничего не делают и не могут делать.
Опять показатели, все в них упирается. Не ради дела живем – ради показателей: ради них служим, на них равняемся, по ним судим, оцениваем. И стоит эта система оценок прочно, как старая кирпичная кладка на яичном белке, стоит и не собирается уступать какому-то делу ни сантиметра.
Мы вышли из первого подъезда и направились к ободранной и еще не крашенной двери второго. Поднимаясь по лестнице, я вдруг пожалел, что Гребешков вернулся: еще за ним придется присматривать, чтобы его, как Козлова, кто-нибудь не обидел. Но во втором подъезде на Гребешкова обращали внимания меньше, не пытались дразнить, и я подумал, что дела не так уж плохи и ему можно будет найти применение – в Моховое сходить за посылками, например, Силина разгрузить.
«И то польза», – успокаивал я себя, и хвостом тащившийся за мной Гребешков перестал меня раздражать.
На следующий день на вечерней поверке рядовой Литвяков сказал «я» голосом Кошкина.
– Где Литвяков? – спросил я у бригадира.
– Кто его знает, – ответил тот, – его уже с обеда нет. Но, я думаю, появится… к утру…
К утру Литвяков не появился, и я доложил в часть о случившемся. Там это никого не удивило: каждый отряд ежедневно докладывал в УНР о десятках «оставленцев». «Ищите», – только мне и сказали.
В строительных частях Сибво много лет живет легенда о том, как войска и милиция где-то под Красноярском искали вооруженного преступника: район блокировали, поиск начали, но пока до бандита добрались, в лесных избушках не одного военного строителя задержали. Жили они в лесу не тужили, а об их отсутствии в частях никто не знал, потому что друзья вовремя «я» на поверках говорили и порцию в столовой съедали, чтобы на глаза командирам не попадалась.
Может быть, и Литвяков пристроился где-нибудь в избушке? Нет, сомнительно: на улице холод собачий, да и характер у него не тот, чтобы по избушкам прятаться. Он либо домой на Алтай рванул, либо, что более вероятно, нашел женщину. Итак, «шерше ля фам», а искать надо или в Выселках, или в Н-ске, или в Моховом.
Перед обедом я с дежурным по роте осмотрел тумбочку и кровать Литвякова. В тумбочке ничего не оказалось, а под матрасом мы нашли три письма и записную книжку. Письма были от подруг, сведений о пребывании Литвякова они не дали, а только подтвердили мое предположение – нужно искать женщину.
– Литвяков первый бабник в бригаде, – сказал мне по дороге к ДОСу Тумашевский. Он чувствовал себя виноватым и замаливал свой грех:
– На его масляные глаза все бабы клюют.
В «штаб-квартире» я стал тщательно изучать книжку Литвякова. Это была обычная записная книжка солдата, у которой на корочке нарисованы каска и автомат, а под ними расположена надпись, больше характерная