Привычка убивать. Лев Пучков
брызнет остатками воды в лицо, и опять тупыми клещами за оголенную мышцу – цап! Дико кричал Рома, заходясь от боли и бессильной ярости, переполнявшей душу. Ссученных всегда люто презирал, но в этот раз горячо молил своего воровского бога, чтобы кто-нибудь услышал снаружи его вопли, вызвал ментов и те прекратили бы это целенаправленное надругательство над плотью. Напрасные надежды: трехкомнатный люкс как раз и оборудовали для «новорусских» любителей оторваться на полную катушку. На полу – ковры с высоким ворсом, потолок и стены отделаны стилизованным под дерево звукоизолирующим материалом, двойная дверь с тамбуром, окна опять же с такой шумовой изоляцией, что закрой его – и грохот танка на улице не услышишь. Бывало, в таких номерах всю ночь напролет гудела разухабистая компания, песняка давили хором, отплясывали голяком на столе, девки визжали, как резаные, – а соседи по коридору спокойно спали, и не подозревая, что рядом кто-то этак бурно развлекается. Так что, кричи не кричи – один черт, никто и не почешется…
Турды и трое его подручных на зловоние, издаваемое Ромой, внимания не обращали – люди бывалые, привыкшие ко всему. Сидели в одной комнате, «работали», выбивая из жертвы правду, тут же ели, отдыхали, смотрели телевизор и забивали «косяка». Вот только что баб не таскали в номер: бабы – лишние свидетели.
Но всему есть предел. Терзаемая плоть перестала должным образом реагировать на механическое воздействие – привыкла плоть, притерпелась. Наступил такой момент, когда психика жертвы достигла порога полной истощенности, жертва больше на боль внимания не обращала, а впала в меланхоличную галлюцинаторную истерику: висела себе потихоньку, с головой утонув в океане страданий, несла полную околесицу и никак не реагировала на окружающий мир. Момент этот как раз и пришелся на утро вторых суток с начала экзекуции.
– Ну-ка, попробуй, – Турды кивнул мытарю и ткнул пальцем в сторону висящего.
Малой взял со стола щипцы, приблизился к жертве. Зацепил торчавший из рваной раны на передней поверхности бедра измочаленный фрагмент обескровленной мышцы, потянул. Рома вяло дернулся, вскинул голову и, глядя перед собой пустыми глазами, неожиданно продекламировал речитативом:
– А про волыну, че тебе я подарил, мне рассказали люди на командировке. Ее таскать теперь накладно и неловко, ведь той волыной кто-то Коша завалил…
– Ништяк, – Турды подмигнул мытарю и распорядился: – Снимайте. Тащите в ванную, мойте, дыры обработайте. Но сначала уберите из-под него эту парашу и распакуйте окна – пусть проветрится.
Подручные принялись за работу. Турды поудобнее растянулся на диване, потянул из пачки готовый слабенький «косяк», задымил и принялся размышлять.
Размышления были нерадостными. Белогорск – определенная «сходом» вотчина для Турды – встретил его крайне неприветливо. Куда ни сунь, везде афронт, что вполне закономерно, когда устоявшаяся система взаимоотношений вынуждена принимать в свои ряды