Чаролес. Тахира Мафи
так бесцеремонно пихнули на землю. Сейчас ему было уже четырнадцать лет, и его все вернее начинали интересовать те незримые щекотливые связи, которые устанавливаются между сердцами молодых людей, – хоть он пока и не очень в них разбирался. Впрочем, когда он поднялся на ноги и догнал девочек, те уже добрались до огромной поляны, ступать на которую не рисковали даже деревья.
Сверху сцена могла показаться скудной: белый задник, густо опушенный свежим снегом, и три фигурки в зимних пальто, обступившие полузасыпанную ванну на когтистых лапах. Каким-то невероятным образом здесь было еще холоднее – словно отсутствие любой жизни отторгало от этого места тепло, – а еще отчаянно тихо. Ненормально тихо. Ни растение, ни насекомое, ни зверь не смели нарушать таинство последнего омовения, а потому они остались только втроем – самая странная компания детей, пришедших наполнить ладони тьмой.
На единую секунду забылось всё: холод, снег, тьма, страх. Ночь разошлась по швам, и на изнанке ее им открылась смертность. Этот последний акт бытия требовал уважения, которому невозможно было научить. Они еще никогда не ощущали себя менее живыми, а потому инстинктивно преклонили колени перед ванной – с губами, запечатанными немотой. Алису и Оливера не пришлось побуждать к молчанию: они вынуждены были молчать. Тени опутали их руки и ноги, окутали глаза и уши, обвили и сдавили кости. Вдохи становились все мельче, пока не затихли совсем; рты больше не шевелились; с губ не слетало ни звука; и из этой абсолютной тишины вдруг родилось понимание: жизнь встречается со смертью только в этих редких случаях, только ради служения обоим мирам и в интересах душ, блуждающих между ними.
Сломи эту связь, и тебя тоже сломают.
Алиса и Оливер судорожно втянули воздух и раскашлялись. Тени взмыли ввысь, и они тоже тяжело поднялись на ноги, растирая горло, губы и онемевшие руки. Их дикие взгляды нашли друг друга – но вторыми, потому что первыми их нашел страх, – и они теснее прижались боками, безмолвно обсуждая все то, чему предстояло остаться невысказанным.
Лейли разочарованно вздохнула.
Алиса и Оливер никогда не стали бы настоящими мордешорами – для этого требовалась особая кровь, – но если они хотели принести хоть на полногтя пользы, первым делом им нужно было разучиться бояться.
У ванны не было ни крана, ни трубы, ни ручек, ни рычагов – но, когда Лейли положила покрасневшие голые руки на фарфоровые бортики, вода сама начала подниматься из глубины – сперва медленно, а потом все быстрее, пока с плеском не ударилась о края.
Откуда она бралась, не знала и сама Лейли; главное, что она появлялась. Первая порция была надушена сильнее всего. Алиса и Оливер склонились над ванной, загипнотизированные густым сладким ароматом; вряд ли они сознавали его предназначение. Видите ли, запах служил приманкой для мертвецов, и, судя по отдаленному шороху и щелканью костей, паломничество к воде уже началось.
Подгнившие трупы один за другим начали пробираться через снег. Иногда они запинались о собственные ноги, а иногда рвали жилы неудачно вылезшей костью. К чести Лейли, она