Осколки великой мечты. Анна и Сергей Литвиновы
дорогу куда-то к черту на рога, в Беляево, Вася смущался. Прятал лицо. Нес какую-то скучную лабуду. «Выйдем в поле… Шурфа… Породы…»
Вера понимала, отчего смущается Вася. После тех страшных новороссийских ночей он исчез из жизни Вероники – ни слова, ни полслова. Словно не было его никогда. Будто не он объяснялся ей в любви на горячем новороссийском пляже. Ну, или почти объяснялся. А главное: будто не он находился рядом с нею – словно брат, словно близкий человек, потом, в самые тяжелые для Веры минуты.
Был столь близко от нее – и исчез совсем. Вера и не заметила, когда он ушел. Но ей было тогда не до Васи. И не до его проблем…
Теперь Безбородов возник снова. Словно привидение – с белой хризантемой наперевес.
– А ты с кем живешь? – осторожно спросила уже на подходе к Васиной общаге Вероника.
– Ну, с мужиками… – смущенно прогудел Вася.
– А где они сейчас?
– Кто где… – еще больше смутился Безбородов.
Вероника на секунду подумала: что бы сказала мама, если бы узнала, что она, Вера, идет в гости к парню? Да еще в общежитие! И предполагается тет-а-тет!..
Но мамы нет, и сказать она ей ничего не может. А Вася – первый парень, который за целых два месяца ее хотя бы куда-то пригласил. А она… Если что – она сумеет постоять за себя.
Парень, дежуривший на вахте в Васиной общаге, проводил Веру долгим, циничным взглядом. От этого стало нехорошо на душе.
В комнате у Безбородова действительно никого не оказалось.
Застарелый запах курева и мужского житья. Четыре по-солдатски застеленные койки. Прикрыты тяжелые шторы. Полумрак.
Вася помог Веронике снять муфлоновую шубку. Нажал клавишу катушечного магнитофона «Яуза». Разнеслись аккорды «Отеля «Калифорния». Безбородов стал доставать (не открывая штор) из межоконного проема свертки, лихорадочно разворачивал их на столе.
Провизию он заранее нарезал. Домашнее сало тоненькими кусочками. Вареная колбаса. «Российский» сыр.
Явилась бутылка портвейна «Массандра». Подготовился, сукин сын.
«Ну, хоть наемся», – почти весело подумала Вероника.
Она расхаживала по комнате, как кошка, изучая чужое жилье. На книжной полочке – четыре книжки: «Высшая математика», Юрий Шпанов «Дело было в Атлантиде», календарь первенства мира по футболу в Мексике и ободранный англо-русский словарь. На стенах висели прикрепленные изолентой плакаты. Перефотографированные битлы с обложки «Белого альбома». Какой-то голый по пояс мужик с гипертрофированными мускулами, на плече – гранатомет. Подпись под плакатом Вероника едва прочитала в полутьме: SCH… SHC… Словом, какой-то там Шварценеггер.
– Ты бы шторы, что ли, открыл, – усмешливо сказала она Васечке (тот занимался приготовлением стола). – Темнотища-то какая…
– А зачем нам шторы? – пробормотал Вася. – Все равно стемнеет скоро на улице… У меня вот что есть…
Вася достал из тумбочки три разноцветных сувенирных свечи. Зажег.
«Мальчик настроился на романтический вечер, – весело подумалось Веронике. – В его понимании… И как далеко,