Семя Ветра. Александр Зорич
они попросту лишились рассудка, – заключила Киммерин, оглядывая разлагающиеся останки. – Конечно, трудно прочесть правду на их лицах – кожа почти полностью сгнила, а глазницы съело это ненасытное лиловое солнце. Но, по-моему, это было безумие. Вот у того, у которого ребра разворочены и кишки вывалились наружу, – точно лицо одержимого… Или вон, у которого хребет свернут… того, с вытекшими глазами…
Брезгливость – первое качество, которое необходимо искоренить в себе воину. В плане впечатлений воин должен быть всеяден, как собака. Это Герфегест знал. И все-таки его покоробил тот азарт, с которым Киммерин предавалась обсасыванию таких, в сущности, отвратительных подробностей.
Сам Герфегест мог, не поморщившись, пронести на себе вырытый из могилы труп двухмесячной давности хоть целые сутки – если есть необходимость, разумеется. Но вот любознательность прекрасной девушки отчего-то стала ему неприятна. Если бы подобные речи вел Двалара…
С другой стороны, Герфегест признавал, что Киммерин – опытная воительница, с которой безрассудно состязаться большей половине мужчин, которых он когда-либо встречал на полях сражений. Она зарубит их как котят или, если ей не дадут оружия, задушит одной правой. И все же…
Герфегест никогда не лгал себе. Покопавшись в своих чувствах, он пришел к странному для себя самого выводу – ему не хотелось видеть в Киммерин девушку-воина. Чего же ему хотелось?
Словно бы в лад его мыслям, Киммерин, шедшая в нескольких шагах за ним, вдруг нагнала его. И, положив руку ему на плечо, сказала:
– Герфегест, я прошу тебя помочь мне с ножнами сегодня вечером. Акулья кожа сморщилась – сама не знаю почему. Мне кажется, нужно просто по-новому перетянуть их. Не возьму в толк, что за напасть!
Киммерин сказала это не настолько тихо, чтобы возбудить подозрения Двалары и Горхлы, но и не настолько громко, чтобы те могли расслышать ее слова.
Улыбка сообщника тронула губы Герфегеста. Ножны, в которых покоился короткий меч Киммерин, были великолепны. Выточенные из черного дерева, они были обтянуты акульей кожей, которая была декорирована золотыми и бронзовыми накладками.
Кожа действительно несколько испортилась и Герфегест понимал – все дело в ненормальной, противной всему живому воде Блуждающего Озера, капли которой разъели мастерски сделанную обивку, пока Киммерин шла на заклание. Разумеется, нужно помочь Киммерин сохранить отменную вещь. Но… Герфегест понимал, что дело тут не в ножнах.
Дворец правителя – худшее место для ночлега. В особенности заброшенный дворец мертвого правителя.
Но Герфегест и Киммерин были настолько поглощены друг другом, что мрачные мысли на время оставили их.
Провозившись с ножнами добрых полтора коротких колокола, они, не в силах длить самообман, упали на груду истлевшего тряпья и слили уста в глубоком поцелуе. Они ласкали друг друга так ненасытно, словно были влюбленными, не видевшимися целый долгий год. Словно и не проводили они друг с другом дни, ночи и недели как