Пути Звезднорожденных. Александр Зорич
Медников просел фундамент одного из общественных зданий, но в целом…»
Что за ерунда? В конце письма стояла подпись: «Комендант крепости Авен-Раман, Такой-Сякой из Дома Гамелинов». Нет, тут явно какой-то подвох.
Урайн открыл флакон и, насколько позволяли скромные объемы его содержимого, щедро окропил бумагу. Источая непередаваемый аромат хуммеровой кухни, жидкость мигом разошлась по всей поверхности бумаги и впиталась в нее без остатка. Каракули коменданта вместе с его печатью канули в небытие.
Вместо словесного поноса Такого-Сякого теперь на бумажном плацу выстроились безукоризненными шеренгами выжженные ледяным огнем Хуммера строки. Так мог писать только один человек во всей Сармонтазаре. Он, он сам – Октанг Урайн, Звезднорожденный.
Взгляд Урайна скользнул ниже. Черный отпечаток руки. Длань Хуммера.
Урайн скептически скривился и огляделся по сторонам в надежде увидеть что-нибудь подходящее. Хорошо, вот, например, рука этого, который… который еще теплый.
Урайн взял зарубленного Пелна за руку и приложил его пятерню к письму в том месте, где бумага была пропечатана Дланью Хуммера. Пятерня Пелна прошла сквозь черную печать, как сквозь воздух. С другой стороны бумажного листа выглянули добела обглоданные фаланги пальцев Пелна.
Итак, сомнений быть не может. Письмо написано им самим и никем другим.
Если Урайн мог допустить, что в нем все еще сохранилась способность удивляться, то сейчас он был именно удивлен.
Хм, ну положим. Так что же мы изволили написать сами себе, милостивые гиазиры?
«Я помню свое удивление в тот миг, когда я стоял подле Лона Игольчатой Башни и читал послание, написанное мне Октангом Урайном, то есть мной. Придет срок – и твое удивление развеется, как ныне развеялся прах былого мира.
Тебе предстоит нелегкий путь. Ты пройдешь его до конца, чтобы стать мной, Властелином.
Чтобы выбраться отсюда живым и невредимым, первым делом надлежит сокрушить Игольчатую Башню. Для этого сделай…»
Урайн прервался. Он был в коридоре не один. Там, откуда он сам поднялся несколько минут назад, прорвавшись сквозь Ткань Тайа-Ароан, со стоном возник Герфегест.
Меч Хозяин Гамелинов держал в левой руке, а стоять он мог, только балансируя на одной ноге, ибо сухожилия второй были порваны. Глупый вид.
Урайн оценил расстояние между ними. Пять шагов.
Помнится, в теле Шета он, Урайн, был неплохим фехтовальщиком. Но телом Сделанного Человека он еще не научился владеть вовсе. Урайн помнил, что Герфегест практически неодолим в честном поединке один на один. Не сомневался Урайн и в том, что даже израненный Герфегест сможет отбиться от него. С другой стороны, если Герфегест решится на безрассудное нападение, то он наверняка допустит какую-нибудь оплошность и станет жертвой его, Урайна, клинка.
Герфегест, видимо, думал о том же самом. Он угрюмо разглядывал Урайна и лихорадочно оценивал свои шансы.
Урайн на всякий случай сделал еще три шага назад и, скосив глаза в письмо, спросил:
– А про