В знакомых улицах. Михаил Чижов
и достаёт нашейный памятный знак, подаренный ему купцом Самойловым в честь 300-летия дома Романовых. Прямоугольная пластина из червонного золота со сторонами 20х27 мм. Один угол «загнут», как лист книги нерадивым читателем. В этой части блестит зелёным кошачьим глазом небольшой изумрудный кубик. В угол на противоположной стороне вделана петля для цепочки. Лицевая часть украшена цифрами, хорошо понятными только русскому сердцу – 16 4/v 13. Триста лет назад, четвёртого мая 1613 года, короновали на царство первого из рода Романовых – Михаила Фёдоровича. Триста лет назад кончилась русская смута.
Пальцы деда чувствуют тепло, исходящее от пластины. Его трудом прогрето золото, самый лучший в мире проводник тепла, самый скандальный и смертоносный металл. Куда делся купец Самойлов после НЭПа – так и осталось загадкой для деда. Исчез, испарился, словно роса под лучами солнца…
Ветер с Волги развевает волосы на непокрытой голове деда Василия и, кажется, разглаживает глубокие морщины на лице. От мыслей о молодых годах душа его парит, словно чайка над волжской водой, и представляется ему, что он овладел сокровенным знанием. Очистительным знанием смысла жизни, при котором не страшно умереть.
– Вишь, Славной, – говорит дед, ударяя на последний слог, – вишь, всё вокруг, – и он разводит правой рукой, словно сеятель, – всё вокруг создано человеческими руками. Великим трудом. Большая сила есть в руках обычного человека.
И он показывает ладони с ещё сохранившимися жёлтыми и крепкими мозолями.
– Деда, купи петушка на палочке, – просит Славка, мельком глянув на ладони деда.
– Эх ты, – дед ерошит ему лёгкие волосы, – что ж, идём на рынок.
И они входят в кирпичную арку, за которой на небольшом пятачке, стиснутом трёхэтажными домами, словно в каменном погребе, суетятся торговцы и покупатели. Полные, но очень подвижные женщины с жестяными коробами на высоких подставках торгуют пирогами с рыбой, мясом, капустой и ещё с чем-то, дерзко дразнящим аппетит. На открытых стационарных прилавках под навесами от дождя тускло блестит вяленая рыба разных пород: синец, чехонь, плотва, пелядь, вобла. Особенное слюноотделение вызывала вобла – жирная, с пузатыми боками, наполненными икрой, со спинкой, отливавшей воронёной сталью. Славке хорошо известен её вкус; порой вобла, стоившая в те годы копейки, заменяла в обед второе блюдо. В лотках трепыхалась свежая рыба, переложенная крапивой. Предвоенные годы – хлебное, сытое время.
Славка тащит деда к другой арке, выходящей на Рождественскую улицу, где стоит с фанерным ящиком продавец сладостей. У него можно купить комовой сахар и сахарную голову, и разных сладких зверушек на палочках…
Небедными в большинстве своём были крестьяне в дедовой деревне, тем более сам Василий, поставлявший продукцию нижегородским и московским купцам. При расчётах он предпочитал брать наличные ассигнации, а не золотые монеты, введённые как платёжное средство после денежной реформы Витте. Дед объяснял предпочтение бумажных денег самой простой причиной: золотой червонец легко потерять