Обратный отсчет. Лев Пучков
квинтэссенция душевной целеустремленности маленького человечка. Это то, что кажется панацеей от всех бед окружающего мира, универсальным средством решения любых проблем. Вот сбудется – и все, мир станет иным!
Мечтой детства, кстати, в самом детстве никто не делится. Это табу. Потому что это всегда стыдно, неприлично и идет вразрез с морально-этическими нормами окружающего мира. Товарищ Фрейд, например, утверждает, что у любого ребенка без патологии нормальная мечта детства… гхм-кхм… (прошу прощения, это не мое, это все старикашка Зигмунд!)… Короче, мечта такая: отыметь маму и заколбасить папу. Типа, чтобы не мешал иметь маму, гад. То есть, если такой мечты в детстве нет, это уже отклонение.
Вы можете смеяться, но на данной конструкции строится весь этот модный западный психоанализ.
Так вот, мечтой детства обычно делятся с громаднейшими потугами, как правило, глубоко в зрелом возрасте или в пограничном состоянии, и обязательно только с очень близкими людьми. Типа, с палачом, психиатром, врачом-наркологом или личным психологом. Скажу больше: для психолога такой дележ – огромная профессиональная удача. Потому что «мечта детства» (если только это не очередная декларация родом из детства) – очень яркий характеризующий штрих в психологическом портрете человека, который во многом определяет его совокупный поведенческий комплекс на протяжении всей жизни.
Например, Вася Крюков признался мне, что главная мечта его детства была такая: чтобы вся тайга вокруг их поселка, в обозримой видимости, выгорела дотла!
Для городских товарищей объясняю: самое страшное для таежных жителей – это не медведь-шатун или банда луноликих хунхузов (в Васиных краях их полно), а элементарный лесной пожар.
Я сопоставил факты, проанализировал Васю с ног до головы – знаете, на декларацию вроде не похоже. Вася родился и вырос в семье потомственных звероловов. Каждое третье выражение в обиходе у них связано с тайгой: тайга-матушка, тайга-кормилица и так далее. Казалось, откуда бы такое изуверское желание? Да все просто. Взрослые сызмальства таскали Васю с собой на промысел. По его словам, тайга у них такая, что мимо тропы шагу без топора не ступишь: густейший подлесок, упавшие деревья, пни-коряги, сплошной бурелом. А звероловы сплошь и рядом шарахались по этому самому бурелому (тропу, типа того, нельзя пересекать, зверь почует враз!).
В общем, во все эти таежные хитросплетения я не вдавался, но легко мог себе представить, как плохо там было маленькому Васе – рядом со взрослыми звероловами, с их длиннющими ногами, широченным шагом и огромным следопытским опытом. Наверное, пока подрос, сто раз проклял и тайгу, и промысел. Так что мечта выглядела на все сто.
– Все выгорит, будет ровное поле, вместо бурелома – головешки. И зверье за версту видно. Беги да лови.
– Зверье? А как оно в пожаре выживет?
– Ну… Знаешь, тогда я как-то об этом не думал…
Примечательно, что Вася, взрослый майор и грозный ночной воин, рассказывал мне все это шепотом и озираясь и при этом взял с