Коридоры НИИМБа. Библиотека судеб. Иоланта Даламбер
он пронзил меня острым, немного безумным взглядом, от которого липкий холодок прокатился по позвоночнику:
– Откуда?.. От зеркал, что отражают бездну. От двух зеленоватых звезд чуть ниже луны. От… – Он усмехнулся и покачал головой, – а впрочем, от той тонкой грани, на которой сходятся в смертельной схватке реальность и твоя иллюзия о ней, мир внешний, наваливающийся на тебя извне, и мир внутренний, подпирающий изнутри. Там, где они встречаются, рождается книга… – Он снова усмехнулся, – … или шизофрения…
Человек замолчал.
Я боялась нарушить его молчание, вспоминая этот взгляд. Несколько мгновений мы сидели в тишине. Потом я осторожно потянулась к кружке с мятным чаем. «Кто он, этот человек? Что он? Откуда у него эта книга?» Неожиданно для себя самой я спросила:
– Веч – это сокращение от «Вечный»?
Веч вздрогнул и обратил ко мне удивленный взгляд:
– Да. А почему ты спрашиваешь?
Я улыбнулась:
– Тогда это многое объясняет. Я бы хотела услышать продолжение книги.
Вечный прищурился, посмотрел на меня, потом покачал головой:
– Все-таки Художник был не прав.
– В чем же его ошибка? – С любопытством спросила я, стараясь заглянуть через стол в раскрытую книгу.
Человек в клетчатом костюме приложил палец к губам.
««Нет ничего прекраснее умирающей красоты…» Увидев эти слова на полусгнившем деревянном заборе, она невольно остановилась
Весенний вечер легкой капелью падал с крыш и уносился в бесконечность мокрых улиц. Где-то вдалеке нервной дробью стучал салют. Тук-тук… тук-тук… тук-тук…
Она перевела взгляд на громадный рекламный плакат. На нем матово светилась обложка книги с неброской, но навязчивой картиной. Это была девушка. Она лежала на сером асфальте, слегка повернув голову. Лица видно не было, его полностью закрывали рыжеватые волосы, из-под которых угасающими искрами тлели глаза. Правая рука была приподнята, будто стремясь смахнуть непослушную прядь, и в ней неестественно ярко чернела увядающая роза. Картина постепенно размывалась по краям и завершалась рваной белой каймой. Я тысячу раз видел эту картину, и все-таки при каждом новом взгляде меня пробирала дрожь… Потому, что я видел ее наяву
Только лежала она не на сером асфальте, а на раскаленном гудроне крыши, и цвета были намного ярче. Но Художник пожелал смягчить цветовую гамму, чтобы передать то, что многие побоялись бы даже представить…
Вы когда-нибудь видели, как туман неумолимо душит весенний рассвет? Как небо будто отдаляется от вас, застилаясь мутной дымкой все больше и больше, и вот его уже почти не видно. Еще мгновенье – и розовый рассвет исчезнет за пеленой тумана. Не так умирают люди, но так умирала она. А я стоял рядом на раскаленной крыше и ничего не мог сделать. Ничего. Только наблюдать эту леденящую кровь картину.
– Не правда ли, она прекрасна? Я дал тебе возможность подняться сюда, потому что только ты, Поэт, можешь оценить неповторимую