«Родина» наша. Есть ли будущее у северной деревни?. Анатолий Ехалов
Как=то молодые поехали на колхозном жеребце проведать родню в соседнюю деревню, а жеребец=то был такой: как пойдет махать, ровно огнем палит.
Тот мужик=то и вышел, поглядел вслед, жеребец и обезножел, так еле-еле до нашего дома приплелся, в пене весь. Послали за тятей моим, так он только прошептал чего=то, как жеребец вздыбился и пошел на махах, едва молодых не вывалил. Я вот все думаю, глупые мы были, у стариков ничего не переняли, а они многое знали, чего бы и нам, и внукам нашим сгодилось.
Ну, а потом война началась, так скрутило, что небо с овчинку показалось. Остались без мужиков, без лошадей, все хозяйство на
бабьи плечи свалилось.
Надо весенне-посевные работы проводить, а не на чем, попробовали вручную копать, руки вытянули так, что от напряжения чирьи по рукам пошли…
Чего делать=то? Выручай, Белава! Выручай, милая!
Как вспомню сейчас, сердце кровью обливается. Одели ярмо на шею кормилице, прицепили плуг и в – поле.
Земля тяжеленная, к отвалу липнет. А чего силы=то осталось в Белаве моей, коль сами с голоду пухли… А она будто понимает все, упирается, что есть мочи, борозду ведет.
Всю весну на ней работала, а к концу пахоты сил не стало вовсе у Белавы. Как=то встала посреди борозды, и ни с места. А я и сама еле на ногах держусь.
А надо план давать, сводку каждый день в райком отсылают, на фронте хлеба ждут… Не выдержала я и огрела кнутом любимицу свою. А она только передернула крупом и стоит.
Я через борозду перевалилась и к ней, в глаза-то заглядываю и вижу: Бог ты мой, у Белавы моей слезы, что горошины, катятся. И такая в глазах этих боль и вина, что обхватила я ее морду и заревела в голос, и прощения у нее просила и войну проклятущую проклинала.
Ночью Белава моя померла. Утром пришла на двор, а она уж холодная…
Если на том свете есть коровий рай, так точно Белава моя в раю. Не зря она мне во сне грезится. Верно, к себе зовет. А я и сама последние лапти донашиваю на этом свете, только вот попаду ли в рай=то – не знаю. Ох, нагрешили мы за время свое безбожное немало, и церкви наши лесом на куполах поросли…
Чемпион Вена
Знаменитая чемпионка Вена в последние годы жизни
Историю коровы Белавы записал я у старой крестьянки из-под поселка Молочное, который вот уже целое столетие является признанным научным центром Российского животноводства.
В самом Молочном обязательно поведают вам историю другой коровы, судьба которой могла бы лечь в основу целого романа.
Корову звали Веной. Взята она была в стадо, над которым работал молодой ученый-селекционер Алексей Емельянов, с крестьянского подворья деревни Митицино, что в пятидесяти километрах от Вологды. Ничем особенным не выделялась – обыкновенная ярославка из Домшинского племенного рассадника, заведенного еще земством.
Таких племенных рассадников до революции на Вологодчине было много. Наверное, некогда