Венера. Дьявол тоже исполняет желания. Екатерина Косточкина
успехах в рисовании. После краткого рассказа о том, что ему уже не терпится сделать наброски по фотографиям, которые он сделал утром, наш разговор утих.
И все равно это было странным – опять сидеть вот так просто, как ни в чем не бывало. Я не хотела уходить, это было важно для меня. В воздухе зависла тишина, мы больше не сказали не слова, но продолжали сидеть и завтракать за одним столом, как семья. Это было невероятно.
Сегодняшнее утро не выходило из моей головы. Весь день я не переставала думать о Венере. Она всего лишь сварила вкусный кофе и усадила нас за один стол, но именно это вызвало во мне давно забытое ощущение счастья, пусть и мимолетного, но такого важного для моего мира. На миг мне показалось, что все может стать еще лучше. Я разглядела такую возможность и в глазах Эрика.
Теперь я сама не своя. К вечеру половина дел остались не тронутыми. Но вместо того, чтобы попытаться исправить положение, я уселась на кухне и за вечер дописала свой последний рассказ, вдохновленная старой Англией и бытом того времени. Да, возможно и его Эрик посчитает глупым, но я оставила черновик на столе, в надежде, что он прочитает хотя бы часть. Нет, я не надеялась, что он изменит свое мнение и похвалит меня. Он бы сделал шаг навстречу, за которым могли бы последовать следующие
Глава 2
Не пора ли заварить новый?
Выйдя на улицу, я закрыла глаза и погрузилась в темноту. Есть что-то волнующее в пробуждении до восхода солнца. Мне легче дышать, когда нет городской суеты. Все это нагоняет воспоминания, глубоко спрятанные под коркой. Сегодня мысли наполнены братом, о наших отношениях, о том, какими мы были. Ведь если подумать, раньше было не так уж и плохо. Эрик и вправду был отличный художник: местные галереи время от времени выставляли его работы, после чего их обязательно покупал очередной дизайнер для своего нового интерьерного шедевра. Это приносило хорошие деньги, которые вероятнее всего он пускал по ветру, но в то время меня это не интересовало. Тогда мы часто ругались из-за его гордого и эгоистичного характера. Он не выносил, когда ему навязывают мнение, отличающееся от его. Считал, что я слишком уступчива, что я делаю только то, что другие сочтут правильным. Словно я не имела собственного мнения. Словно я не была личностью. Ну а он гордился собой и своими картинами. И всегда ставил себя выше. Если сейчас думать об этом, то, возможно, он и был прав. Эрик стоял на своем, отстаивал свои кисти и краски, когда родные ему люди не верили в него. Он сам воспитал в себе личность, я же была никем.
За последний год все изменилось, Эрик едва ли продал хоть одну картину. Он стал холоден как никогда раньше, в комнате перестало пахнуть маслом, а его руки больше не держали кистей. Мне было печально от того, что он оставил дело своей жизни, дело которое могло спасти его, дело в котором он мог забыться, мог спрятать свои мысли или же громко высказаться. Но он замкнулся, пустил боль в свою душу, которая разрывала его на части каждый день. Я думала об этом, вдыхая прохладный