Признанию взамен. Елена Поддубская
спать и там, – сказала женщина, понимая, что Тимофей прав, – а по осени придётся мне выставлять моих жильцов и переезжать, – бабушке тоже было больно смотреть на перепалку внуков. «А с другой стороны, родные-то они только по паспорту. Дня вместе не жили, с чего им любиться?» – признавала пожилая женщина.
Не говоря о разнице в возрасте в четырнадцать лет, непохожими Саша и Дима были прежде всего внешне. Сын унаследовал еврейскую линию отца: невысокий, коренастый, темноволосый, с большим крючковатым носом, врезанным в высокий лоб и очерченным дугами бровей-щёток. Матовая кожа и пухлые щёки, заметная и густая щетина, стоит не побриться полдня, даже в молодости взрослили его. Сашенька же уродилась тоненькая, высокая, светловолосая, как мать и бабушка. Такая же зеленоглазая, со взглядом настороженным, нередко цепляющим, как багор, и защитным прищуром, она часто улыбалась, показывая рекламные зубы. Но самым удивительным в лице казались озорные ямочки, каких не было в семье ни у кого. И голос девочки – звонкий, высокий, а не как у матери и бабушки. Они разговаривали тихо, мягко, низко. Сашенька же голосисто звенела повсюду весенней сосулькой, разбивающейся об асфальт – дзынь, дзынь. А когда злилась – дрень, дрень, как разболтавшийся ксилофон. Глядя на дочь, Анна порой узнавала в ней себя. Подростком, она тоже была угловатая и нескладная, бледная и улыбчивая. И очень недоверчивая. Росла-то без отца с пятнадцати лет, что тут скажешь? Матери, едва сводившей концы с концами, была признательна за желание обеспечить всем необходимым.
Про их вечную нужду они с мамой как раз и разговаривали сегодня утром на кухне, едва поднялись. Анна, раз всё одно не спала, уже в семь встала на кухне к плите. Мать проснулась, как только пошёл запах от первого блина. За ней – свояк и муж.
– Такое впечатление, что в доме никто не спит, – пошутила Анна добродушно, вытащив вторую сковородку, чтобы дело шло быстрее.
– Такое впечатление, что все тут на каникулах, – Тимофей бурил взглядом пустой, пока, стол.
– Кроме тебя, Тима, все, – осадил Сергей. – Что с утра бесишься? Мне не рад, так хоть Ане порадуйся и племяннице.
– Порадуюсь, – опять буркнул Тимофей, – успею ещё нарадоваться. Будем теперь друг у друга на голове плясать; во как радостно то!
– Ты, Тима, как и правда не с той ноги встал, – попробовала смягчить разговор Тамара, – никогда тебя таким злым не видела. Что-то случилось? – ухаживая за молодым мужчиной, она положила на блин, только что снятый со сковороды, ложечку варенья.
– Спасибо, – грубить пожилой женщине Тимофей не посмел. – Сами знаете, как мы тут живём. Тут и случаться нечему. От зарплаты до зарплаты, от выплаты до выплаты. Хорошо, квартиросъёмщики наши – люди пунктуальные, аккуратно деньги отдают в последний день месяца. Но только последний день теперь не скоро; сегодня ведь только 13 мая. Как жить будем?
– Проживём, – уверил Сергей, –