Гувернантка с секретом. Анастасия Александровна Логинова
свежих сплетен со всей Пречистенки. На кухне и воспринимали меня, наверное, как прислугу – такую же няню, как Катюша, не вдаваясь в тонкости.
Аннушка, тем временем, не прекращая рассказа, плеснула мне в чай вишневой наливки собственного изготовления.
– Нервы подуспокоить, Лидия Гавриловна, – пояснила она.
Тут я вспомнила, что мне надо бы тоже разволноваться:
– Ох, – сокрушенно покачала я головой, присаживаясь на табурет, живо освобожденный мне лакеем Пашей, – как я перепугалась… я бы на вашем месте, Аннушка, вовсе, наверное, чувств бы лишилась. – И, помолчав, уточнила: – так что же совсем никто не видел, как бедный Петр Фомич туда входил, и с кем? Даже Катя? Ее спальня ведь как раз напротив гостевой.
– Говорит, что не видела ничего и не слышала, – Аннушка сморщила нос, – да вы же знаете, как Катька разговаривает: фыркнула и проворчала только в сторону.
Катюша и правда любопытством никогда не страдала, ее мало что интересовало в жизни, кроме собственных забот и печалей. Сомневаюсь, что она насторожилась бы, даже пройди убийца с револьвером мимо нее. Катюши сейчас не было в кухне – она вообще ходила сюда редко, полагая, очевидно, что кухонное общество ей не ровня.
– Говорю же, с улицы это зашли – точно кто-то чужой был! – стояла на своем, меж тем, Аннушка.
– Никто посторонний не заходил, еще раз тебе говорю! – ответствовал ей Федор – высокий статный мужчина, бывший солдат, служивший швейцаром в нашей парадной. Он тоже любил заходить на чашку вечернего чая – в основном, конечно, ради Аннушки, которая, ко прочим своим достоинствам, была особой довольно миловидной. Подумав, Федор добавил: – Разве что господа постоянно прибывали – но так и из них дома не покидал никто! Это уж когда ты завизжала на всю Пречистенку, разъезжаться начали.
– Это вы про Шумовых? – осведомилась я как можно безразличнее. – Они ведь, кажется, еще до приезда полиции уехали.
– И про Шумовых, и про Никольских, – начал перечислять Федор, – и Разины еще уехали – уже перед самой полицией. Я умом-то понимаю, что нельзя никого выпускать, да только разве станут меня господа слушать?
– Не корите себя, Федор, все равно полиция не опрашивала никого, – отозвалась я.
Собственно, ради этих сведений – кто уехал до приезда полиции, а значит, теоретически мог увезти оружие – я пришла в кухню. Только ничего мне это не дало. Госпожа Шумова вот-вот должна была разрешиться от бремени, так что их желание отгородиться от лишних волнений вполне понятно. Никольские, мать и дочь – одной девяносто два года, второй семьдесят четыре – подходили на роль убийц с трудом. Разины, семья с целым выводком детишек, тоже едва ли годились. Хотя, все может быть. Надо будет их всех проверять, но пока ума не приложу как…
Как бы там ни было, очевидно, что Балдинского застрелил кто-то из господ, официально приглашенных этим вечером в дом. Федор – человек ответственный, у него и мышь не проскочит незамеченной. Причастность соседей с первого этажа, с которыми у нас