Повесть о Синдзи. Сергей Шведов
когда-то лапшой. Ужас, и только. Ты знаешь, что мать не умеет готовить и никогда не умела прежде, и любая из твоих забегаловок, «Яшинойя» или «Шиацу», дурацкая китайская забегаловка неподалеку от Синагавы, в котором ты мыл чертовы окна три месяца назад, накормит лучше, чем дома. Ты вспомнил про Синагаву, там на станции вы торчите в барах и забегаловках вечерами, потом сбившись в стаю, едете в Ебису или Сибуя, а значит, вспомнил и про Громилу и тайский бокс… Тайским боксом тебя соблазнил тот же Юя, которому давался любой спорт, то ли потому что брат его ездил на международные соревнования, то ли отец когда-то был бейсбольным судьей, короче говоря, тогда ты попал. Вы занимались тайским боксом в компании таких же пацанов лет двенадцати-четырнадцати месяца два, в подвале под ночным клубом, где по пятницам до утра тусовались клерки, и Татсуя выпендривался как мог, гоняя вас и заставляя слушать его высокопарные речи. Он возомнил себя настоящим учителем, этот двадцатилетний пацан, отрабатывая на каждом из вас приемы, которые повергали вас в изумление, и заставлял покупать ему новую форму, собирая с вас дань. Вы слушали его с раскрытым ртом, и исправно сматывались с уроков, доводя до скандалов в школе. В один прекрасный вечер к вам в подвал завалился Громила, живший неподалеку от Синагавы, которому море было по колено, а лапшу на уши не навесишь, как-никак, сын бывшего члена банды водопроводчиков, грабивших квартиры в пригородах, что, впрочем, тоже было неправдой, слухами, сплетнями, распускаемыми в школе им же самим, – Громила-кун всегда умел поддерживать свой дутый авторитет. Он послушал учителя Татсую, тот был в ударе и порол всякую чушь, то и дело поправляя прилизанные и уложенные гелем длинные выкрашенные в пшеничный цвет волосы, а потом завалил его одним коротким ударом, не сходя с места и плевать хотел на все его боевые стойки. Татсуя взбеленился и снова полез в драку, чувствуя, что его могуществу в один миг приходит конец, тогда Громила, недолго думая, уже навалял ему по первое число, словно какой-нибудь долбаный шизофреник на улице. На этом авторитет Татсуи и сами занятия кончились, больше ты в его подвале не появлялся, да и сама группа распалась, и теперь оставалось лишь вспоминать свое странное увлечение с чувством стыда.
Ты встаешь, и, не слушая больше ее попреки, идешь к холодильнику. Можно подумать, ты напился вчера, как Громила, делающийся уже с этих лет алкашом, или подрался с кем-нибудь из посетителей забегаловки и по глупости снова попал в участок, и тебя привезли домой полицейские, выписав штраф с десятью нулями. Но ты не можешь так ей ляпнуть от всей души, как говорит в этих случаях обычно Громила, ничуть не смущаясь: «Мама, отстань, иди в задницу, дай мне поспать!». Он-то в отличие от тебя, может все, у него есть это право совершеннолетнего. А ты попросту невидимка.
Ты распахиваешь холодильник в поисках сока и тут же захлопываешь его, отплевываясь от нестерпимой вони, бьющей немедленно в нос. Будто кошка