Не врите мне в лицо. Лисс Захаров
ьно. Он не мог находиться в госпитале, он уже был там какое-то время назад. А что он делает сейчас? Он не помнил. Он попытался пошевелиться. Не вышло. Кашлянул и во всем теле отдалась боль. Мама Роза. Что она тут делает?
– Попробуй бульона куриного, пару глоточков.
– Где я?
– В госпитале.
– А что я тут делаю?
Она поджала губы.
– Отец скоро приедет.
Отец. Он вспомнил драку много лет назад. Да он были на мои похороны не приехал. Значит я умираю.
– Все так плохо? – тихо спросил он.
– Все будет нормально.
– Не ври мне. Отец, с которым мы не общались лет 6, может больше, приедет из Ирака, чтоб посмотреть на меня?
Значит я умираю. Он вздохнул, боль отозвалась в груди.
– Сколько мне еще осталось?
Роза вытерла слезы. Зашел Адам.
– Привет, братишка.
– Привет.
– Кровопийцы в коридоре стоят.
– Зови их. А что вообще произошло?
– Ты не помнишь?
– Нет.
Зашли близнецы Дон и Дилан – адвокаты из конторы Торренс и Ко…
Они что-то начали ему объяснять, но он не понял. Дилан сунул документы -Подписывай.
Эд с трудом удержал ручку.
– Мам, выйди, нам переговорить нужно. Роза смахнула слезы, но перечить не стала и вышла.
– Значит дело дерьмом воняет. Ты с Энн трахался?
– Да.
– Она сказала, ты ее изнасиловал, разными способами, бутылку в анус засунул, и еще много чего. Экспертиза ничего не подтвердила, даже нашли сперму, не твою.
Но она на тебя все вешает. Ждем, когда ее психиатр осмотрит.
– Она ж форензик.
– Ну мало ли у кого какие задвиги.
– Бен и Стефан тебя отделали в лучшем виде. Сдачи не мог дать?
– Мог бы убить. Тогда судили бы меня.
– А пока ты здесь… он проглотил окончание.
– Что у меня?
– Ребра переломаны, внутренности отбили, так что внутри кровавое месиво. Делали 4 лапароскопии, но найти не могут, где кровит. Хуже всего почки – в лучшем случае – гемодиализ пожизненно.
– Это сколько проживу – я так понял? Судя по лицам, что так.
– Что этим будет?
– Думаем, их прикроют, непреднамеренное, 5 условно, с отбыванием на рабочем месте.
– Фак.
– Ты как?
– Что-то мне хреново. Он кашлянул и выплюнул кровь. Как при лихорадке Эбола. – У меня вообще что-нибудь осталось?
– Руки – ноги целы, не доломали. Отец обещал военврача привезти. Он скажет, что делать.
– Ничего уже не скажет. Эд почувствовал, что нечем дышать и начал проваливаться в яму. Когда он следующий раз открыл глаза, рядом сидел отец.
– Я в аду – прошептал он.
– Почти.
Отец погладил его по голове, стер со лба испарину, потом подержал за руку, из которой торчали провода.
– Знаешь, я был не прав. Это твой выбор. Пусть, ты не стал военным, зато стал настоящим мужиком. На работе тебя хвалили. Я тогда малость потрепал тебя – извини. Но для подростка, ты мне тоже не плохо врезал.
– Я умираю?
– Нет, просто я тут забрать груз, еще 4 часа осталось до отлета.
– Ну хоть в лицо мне не ври. Ты бы не приехал, сломай я ногу, а сейчас прилетел, не удивлюсь, если самолет угнал.
– Хорошего же ты обо мне мнения.
– Какое есть.
– Я попрошу, чтоб за тобой приглядели. Если что – тебя похоронят на Арлингтонском кладбище.
– Под Амейзинг Грейс на волынке? Лучше я повешусь.
– Эд, тебе плохо?
– Да. Затошнило.
– За дверью врач, я позову.
– Не надо мне твоих врачей.
Но в дверь уже входил пожилой мужчина. Глаза, как рентген, оценивали состояние.
– Доктор Вебер, в армии звали Цербером – любую болячку видит насквозь – сказал Итан, уступая стул.
– Я тебя немного потрогаю – сказал врач.
– Я против – успел выдавить из себя Эд и потерял сознание.
Очнулся от того, что народ в комнате ругался. Причем доктор Вебер крыл их матом, на чем свет стоит. Еще 2 хирурга могли только разводить руками.
– Эд очнулся – заметил кто-то.
– Значит новости. У твоей дамы проблемы с сексом и давно, и похоже, что все про это знали, только тебе не сказали. Ей хочется садо-мазо и она проектирует на своего партнера. Короче, все это у нее в голове, либо с кем-то, кого она не помнит, а запомнила только тебя. С тебя обвинения сняты, ее на полгода на обследование, плюс будет расследование, кого она еще посадила. Теперь