Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II. Борис Алексин
начал прислушиваться к окружающим звукам.
Костюков сказал, что сегодня тихо, но это было в его понятии, в понятии Алешкина эта тишина казалась относительной. Так близко от передовой он еще никогда не был. Ведь от этой землянки до передней линии окопов было менее полутора километров и если бы не лес, густо росший на этой болотистой местности, то и передовые передние траншеи, и расположение ППМ, находящееся на обратном скате песчаного бугра, то и свои, и немецкие окопы были бы хорошо видны невооруженным глазом.
Совсем рядом где-то вдруг затарахтел пулемет. Затем застучали одиночные винтовочные выстрелы, потом совсем недалеко послышался противный свист и гулкий звук взорвавшейся мины. Затем несколько мин разорвались где-то впереди. Почти через регулярные промежутки времени снаружи вспыхивал яркий белый свет, лучи которого пробивались сквозь щели палаточной двери и маленькое оконце, закрытое осколком стекла. Борис знал, что это «фонари», то есть осветительные ракеты, бросаемые немцами над передним краем в течение всей ночи. Вдруг где-то невдалеке заурчала автомашина, послышались негромкие голоса, шум отъезжающей машины, и как будто все стихло. На самом деле было не так. Все эти шумы продолжались. Это была обычная «тихая» жизнь тыла полка, стоявшего в первом эшелоне обороны. Тишина, в которую погрузился Борис, была обыкновенным сном. Молодость взяла свое, и даже непривычная, тревожная обстановка и беспрерывные разнообразные звуки, в конце концов, не помешали, и он проспал до рассвета. Проснулся он оттого, что пришедший санитар, гремя дверцей крошечной, сделанной из какой-то кастрюли печурки, начал ее растапливать. В землянке было холодно. Борис, укрывшись одеялом и кем-то заботливо накинутой шинелью, согрелся, и ему очень не хотелось вылезать из теплого гнездышка. Но минут через 15 после того, как санитар затопил печурку, в землянке поднялась такая жара, стало так душно, что Алешкин вскочил с постели и выбежал наружу.
Уже почти совсем рассвело. Ночью прошел мелкий снежок, стояла полная тишина. Не было слышно и стрельбы. Борис, совершив в находившемся поблизости «ровике» необходимые дела, подошел к одному из белеющих сугробов снега, засучил рукава, расстегнул ворот, и, захватив большую пригоршню мягкого пушистого снега, с удовольствием растер им себе лицо и руки. Умывание было закончено. Он вернулся в землянку, вытерся висевшим на колышке полотенцем, но оставаться внутри не мог. Жара, стоявшая там, была просто невыносимой. Он сел на близлежащий ствол березы, и закурив, принялся намечать план на день.
Сперва посмотрю баню, затем пройду на батальонный перевязочный пункт. Надо посмотреть, как организована работа у них там. Ведь я еще не был на таких пунктах… Может быть, и в роту пройдем, подумал Алешкин.
А как же с дезкамерой? – вновь вернулись его мысли к больному вопросу. И вдруг ему показалось, что он нашел выход. Ему вспомнилась невероятная жара в землянке старшего врача полка.
А что если и дезкамеру построить в землянке?! – И у него быстро созрел план, пока еще не очень