Суккуб в квадрате. Галина Валентиновна Чередий
ангел может быть настолько язвительной стервой? С самого первого момента нашей встречи она открывала свой восхитительный рот только для того, чтобы в очередной раз взбесить меня. Но паршивей всего было то, что мне никак не удавалось спокойно реагировать на все ее издевки и провокации. Я ведь точно знал, что ни один из тех щенков не был ее любовником. Но все равно – вид того, как она их целует, взбесил меня. Ее дерзкий рот, из которого сыплются одни гадости, я хотел видеть и чувствовать только на своем теле. И зачем сейчас я опять думал об этом?
С того момента, как я к ней приблизился, со мной вообще творилось что-то невообразимое. Когда я видел ее, темное первобытное вожделение начинало пожирать мое тело изнутри. И впервые это была потребность не брать, а отдавать. Едва она открывала свой дерзкий рот, ярость и бешенство от каждой ее фразы начинали гнать кровь в моем теле еще быстрее, и вместо того, чтобы убить похоть, делали ее еще острее, нестерпимее. Хотелось сломить, усмирить ее, как дикое животное, подчинить своей воле. Содрать этот колючий верхний слой вместе с одеждой, пусть даже разрывая себя в кровь. Но отчаянное желание добраться до нее той, что внутри, оказалось невыносимо. Все ее злобные выпады только разжигали сильнее. Зачем она меня дразнила и провоцировала, приводила в бешенство каждую секунду? Я, как безумный, говорил, сам не знаю что. Из моего рта вылетали гадости и тупые приказы, тогда как я до мошек в глазах хотел подмять ее под себя и ласкать ртом и руками до тех пор, пока она уже ничего не сможет сказать, и единственные звуки, что она будет издавать – беспомощные стоны и мольбы позволить ей кончить. Тело опять скрутила жесткая вспышка желания. Я хотел знать, какой она будет, достигая своей вершины. Я хотел это видеть своими глазами. Я хотел заставить ее умирать и взрываться много-много раз. Только ничего этого не будет. Если ее пара – Лиам, то мне вообще не следует думать о ней так. Я должен с этим справиться.
Ведь пусть она очень неопытный и мало знающий о своем виде суккуб или даже нечистокровный, как я подозреваю, но не почуять мою похоть она не могла. Это наш дар и проклятье от природы – чувствовать любые сильные эмоции. Или мне все же пока удается маскировать их за злостью и напускным презрением?
Вот уж вряд ли. Особенно в момент поцелуя. Гребаный я идиот, как мог допустить его! Маленькая стерва сделала меня как лоха. Чуть поманила, а я ломанулся очертя голову. Я сжал до хруста челюсти, давя стон, вспоминая, как обезумел от одного касания губ этой невыносимой ведьмы и едва не трахнул ее на собственном столе. Я завелся за один удар сердца, вскипел, как чертов чайник. Попался на ее уловку, как зеленый юнец, так, точно заразился от нее тем жутким голодом, до которого она доводила себя. И раздвинув ее ноги здесь на своем столе, почувствовал себя грешником, перед которым вдруг отрыли ворота рая. Когда она меня остановила, я хотел одновременно убить ее мучительно и в тот же момент, упав на колени, молить избавить меня от этого невыносимо рвущего на части желания. Потому что то, что я в тот момент чувствовал, невозможно было