На выручку юному Гасси. Этот неподражаемый Дживс. Вперед, Дживс! Посоветуйтесь с Дживсом. Пелам Гренвилл Вудхаус
вас на минутку? Мне надо вам кое-что показать.
– Хорошо, сэр.
Мы вместе прошли в гостиную.
– Это еще что за милый крошка, Дживс?
– Вы говорите о юном джентльмене, сэр?
– По-вашему, слово «джентльмен» ему подходит?
– Надеюсь, это не слишком большая вольность с моей стороны – пригласить его в дом, сэр?
– О нет, нисколько. Если у вас такое представление о приятном времяпрепровождении – ради бога.
– Я случайно встретил юного джентльмена, когда он гулял с отцовским лакеем, сэр, которого я близко знал в Лондоне, и я взял на себя смелость пригласить обоих на чашку чая.
– Ладно, бог с ним, Дживс. Взгляните лучше на это.
Он пробежал письмо глазами от начала до конца.
– Да, весьма неприятно, сэр. – Вот и все, что он счел нужным сказать.
– Что будем делать?
– Жизнь может сама подсказать решение.
– Но может и не подсказать, верно?
– Совершенно верно, сэр.
Тут раздался звонок в дверь. Дживс растаял в воздухе, а в гостиную ввалился Сирил, излучая безудержное веселье и радость бытия.
– Вустер, старина, – сказал он. – Мне нужен ваш совет. Вы же хорошо знаете мою роль, верно? Какой мне выбрать костюм? В первом акте действие происходит в отеле, время – три часа дня. Что мне надеть, как вы думаете?
Я был совершенно не в настроении обсуждать с ним детали мужского туалета.
– Лучше поговорите на эту тему с Дживсом, – сказал я.
– Отличная мысль! А где он?
– Думаю, вернулся на кухню.
– Тогда, может быть, я позвоню? Вы не возражаете?
– Валяйте.
В гостиную бесшумно вплыл Дживс.
– Послушайте, Дживс, – начал Сирил. – Мне нужен ваш совет. Дело в том, что… Привет! Кто это?
Тут я заметил, что вслед за Дживсом в гостиную проник толстый мальчик и смотрит на Сирила с таким выражением, как будто самые худшие его опасения подтвердились. Стало тихо. С минуту ребенок внимательно разглядывал Сирила, потом огласил свой вердикт:
– Рыба!
– А? Что? – сказал Сирил.
Мальчик, которого, как видно, с младых ногтей приучили говорить правду и ничего, кроме правды, охотно пояснил, что именно он имеет в виду:
– У тебя рожа рыбья.
Сказано это было скорее с жалостью, чем в осуждение, что было, я считаю, благородно с его стороны. Я, например, когда смотрю на Сирила, не могу отделаться от мысли, что ответственность за такое лицо несет главным образом он сам. В моей душе впервые шевельнулось теплое чувство к юному правдолюбцу. Нет, в самом деле. Разговор начинал доставлять мне удовольствие.
Прошло несколько секунд, прежде чем до Сирила дошел смысл сказанного устами младенца, и тогда мы услышали, как закипела кровь Бассингтон-Бассингтонов.
– Черт меня побери! – сказал он. – Будь я проклят!
– Я бы не согласился иметь такое лицо, – продолжал мальчик с подкупающей искренностью в голосе, – даже за миллион