Черная сирень. Полина Елизарова
потому, что он хотел не только с ней, он вообще хотел, этот семнадцатилетний жеребец, тайком от отца катавший всех желающих на темно-синем спортивном «мерседесе». Они пили гадкую дешевую водку, курили такие же гадкие, от которых долго першило в горле сигареты, но от Разуваева, единственного из парней, пахло дорогим папиным одеколоном и вообще – другой жизнью!
Он ей более чем нравился, и она мечтала о том, как все у них красиво сложится, мечтала, что он наконец-то начнет за ней по-настоящему ухаживать, что будут поцелуи в кустах сирени, долгие многозначительные взгляды на зависть подругам, а может, и маленькие подарки, привезенные его отцом из-за границы, но… «Депеш мод» на всю катушку (проверка нервов у жильцов дипломатического дома), идеально чистая огромная лоджия с одинокой банкой в углу, где плескались в воде груды бычков, заграничная салями в холодильнике, разведенный спирт из тончайших фарфоровых чашек, и всегда рядом – толпа его прихлебателей.
Незадолго до выпускного он переспал с ее подругой.
И та, с утра пораньше (еще не было звонка на первый урок), сидя на подоконнике женского туалета и умело затягиваясь украденным из дома Разуваевых «Мальборо», не скупясь, выдала заинтересованным одноклассницам все пикантные подробности.
«Какая же ты гадина!» – подумала тогда Галина.
Судя по циничным смешкам, которыми она сопровождала свой рассказ, подруга имела достаточный опыт в этом деле.
У Галины же опыта не было.
Конечно, она врала одноклассницам, что и в ее жизни происходит нечто весьма и весьма интересное, придумывала несуществующих ухажеров, курила, чтобы быть как все, и тайком писала стихи, которые посвящала Разуваеву, а точнее – его долгожданному прозрению.
…Года три назад она случайно его встретила, в нарядном торговом комплексе в центре города.
Морщины посекли лицо. Хорошего качества пальто явно пережило уже не одну зиму.
Он был искренне рад встрече, восклицал до неприличия громко, обнимал и целовал ее почти беспрерывно, и как-то незаметно они переместились в кафе на крышу здания.
Перебивая друг друга, они перескакивали с темы на тему, и разговор у них как будто не прекращался ни на минуту, но Галина сразу почувствовала в этом что-то неестественное.
Украдкой она поглядывала на часы: ей следовало еще забежать в гастроном и приготовить ужин. Каждый вечер, как бы ни была занята на работе, Галина стремилась чем-то побаловать своих: никаких полуфабрикатов, никакой разогретой вчерашней еды.
Но как все это объяснить Максу Разуваеву?
К моменту этой встречи он уже лишился самых громких своих аккордов, но все еще гремел, будоражил, держа в тонкокожей руке Галинину руку, и при этом присвистывал вслед фигуристой официантке.
В какой-то момент, сидя с ним за столиком под стеклянным куполом, она заметила другие часы, под крышей здания напротив: большие, круглые, надменные.
Тик-тик, ходики, улетели годики.
Между ней и Разуваевым, таким своим, таким веселым парнем из юности, была пропасть.
У нее были институт, Родя, дочка, работа, мать